Братья Адельгейм

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Братья Ро́берт Льво́вич Адельге́йм (1860, Москва — 19 декабря 1934, Москва) и Рафаи́л Льво́вич Адельге́йм (1861, Москва — 17 августа 1938, Москва) — русские драматические актёры.

Родились в семье московского врача, которому как врачу, несмотря на общее запрещение лицам еврейской национальности проживать в столицах, было дозволено жить в Москве, на Кузнецком мосту.

Оба брата одновременно окончили Венскую консерваторию по классу драматического театра, причем на конкурсном выпускном экзамене Роберт был удостоен первого приза, Рафаил — второго[1]. Первое время после получения образования они работали порознь в различных театрах Австрии, Германии и Швейцарии, но затем вернулись в Россию (1893[2] или в 1894—1895[1]), где вскоре стали работать вместе. Они проработали на сцене более 40 лет[3]. В их репертуар входили в первую очередь классические трагедии: «Царь Эдип» (впервые поставленный ими на русской сцене), «Отелло», «Король Лир», «Венецианский купец», «Разбойники», «Уриэль Акоста», «Ганнеле». Выступали как на столичных сценах, так и на провинциальных, исколесив таким образом чуть ли не всю Россию[4]:

«Роберт выступал в амплуа героев, хотя больше тяготел к характерным ролям. Они оба были удивительными тружениками, подчиняя себя железной дисциплине: ежедневные физические упражнения, в том числе и фехтование, ежедневная работа над голосом, ежедневное повторение той или иной роли, ежедневное чтение книг, относящихся к театру, на русском, немецком, французском и английском языках»[4].

К 10-летию совместной творческой деятельности братьев в 1905 году в Санкт-Петербурге вышел альбом с их фотографиями в различных ролях[5].

Театральный деятель и журналист А. Кугель отмечал, что братья Адельгейм работали, полагаясь не только на интуицию и наитие, но тщательно отделывали роли, работали «по-немецки», как часы[2].

Актёр А. А. Сумароков писал: «Братья Адельгейм явились примером того, как должен себя вести актёр на сцене и в жизни»[4].

Братья Адельгейм разработали специальную методику обучения актёрскому мастерству, основанную на дыхательных упражнениях. Однако с течением времени их разработки оказались полностью утраченными. В Советское время основополагающей методикой была признана только школа психологического театра Станиславского, а все остальное, даже не противоречащее ей, начисто отвергалось.

После революции 1917 года братья Адельгейм продолжали выступления в клубах и домах культуры при советских предприятиях, в московские официальные театры их не приглашали. Тем не менее в 1927 (по свидетельству энциклопедии «Кругосвет»[2]) или в 1931 году (по свидетельству Еврейской энциклопедии[1]) в Москве отмечалось 70-летие обоих братьев и им были присвоены звания народных артистов РСФСР.

Уже будучи немолодым человеком, Роберт Львович попал в Москве под автобус и 19 декабря 1934 г. скончался. В апреле 1938 года Рафаил Львович отметил в ЦДРИ 50-летие своей актёрской деятельности, а вскоре, через несколько месяцев, 17 августа скончался от сердечного приступа.

Похоронены на 23 участке Введенского кладбища в Москве[6].

Напишите отзыв о статье "Братья Адельгейм"



Примечания

  1. 1 2 3 [www.eleven.co.il/article/10078 Адельгейм, братья] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  2. 1 2 3 [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/ADELGEM_ROBERT_LVOVICH.html «Кругосвет»]
  3. [baza.vgd.ru/1/295/ Генеалогическая база]
  4. 1 2 3 [theater.pskov.org/about/books/book2/art47 Официальный сайт Псковского драматического театра им. Пушкина]
  5. [rbr.lib.unc.edu/cm/card.html?record=adel'geim_k_X-lietiiu_00515&letter=P&value=Адельгейм,+Рафаил+Львович&type=additionalPersonalNames&title=К%2010-летию%20сценической%20деятельности%20бр.%20Роберта%20и%20Рафаила%20Адельгеймов Информация о выходе альбома]
  6. [www.mosritual.ru/mesta-zahoronenija/vvedenskoe-kladbische Введенское кладбище] (Проверено 6 ноября 2009)

Ссылки

Отрывок, характеризующий Братья Адельгейм

– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.