Брискорн, Максим Максимович

Максим Максимович Брискорн
Дата рождения:	1788(1788)
Подданство:	Россия Россия
Дата смерти:	12 февраля 1872(1872-02-12)
Место смерти:	Санкт-Петербург
Награды и премии:

Максим Максимович Брискорн (Магнус Рейнгольд фон Брискорн, von Briscorn, 1788 — 12 февраля 1872, Санкт-Петербург) — русский государственный деятель, сенатор, член Военного совета, действительный тайный советник.

Сын подполковника Максима Максимовича (Магнуса Якоба) Брискорна (1762—1812), погибшего при Бородине. Получил домашнее образование. В службу вступил 1 мая 1809 канцеляристом в канцелярию государственного казначейства, в следующем году определен в государственную экспедицию для ревизии счетов и 31 декабря получил первый классный чин — сенатского регистратора. В 1815 был прикомандирован к канцелярии Комитета министров. 11 февраля 1816 переведен в канцелярию начальника Главного штаба. 22 января 1817 назначен на штатную должность журналиста 2-го отделения.

По роду службы он должен был находиться при особе императора и неоднократно сопровождал Александра I в путешествиях по России и Европе, в частности на Ахенском конгрессе в 1818, на третьем сейме Царства Польского в 1820, на конгрессе в Троппау и Лайбахе в 1821 и на Веронском конгрессе в 1823.

12 декабря 1823 назначен начальником 2-го отделения канцелярии начальника Главного штаба. В 1828 находился при генерале И. И. Дибиче во время похода против турок, в 1829 сопровождал Николая I в поездке в Берлин. 22 августа 1831 произведен в действительные статские советники, 1 мая 1832 назначен директором канцелярии Военного министерства. Военным министром в то время был граф А. И. Чернышев. Брискорн пользовался полным его доверием и, наряду с М. П. Позеном, почти что управлял министерством. Ими прочитывались наиболее важные доклады министру и императору, и лишь с их одобрения имели дальнейший ход все наиболее крупные дела. 16 января 1836 пожалован в статс-секретари, а 21 апреля 1840 произведен в тайные советники. Вероятно, имея в виду знание Брискорном дел министерства во всех подробностях, с ним сблизился граф П. А. Клейнмихель, желавший устранить Чернышева с поста министра. Воспользовавшись поездкой последнего на Кавказ, и временно исполняя обязанности военного министра, он вникал сам во все дела и тесно сотрудничал с Брискорном. Чернышев, возвратившись в столицу, разгадал интригу, и приказом 20 октября 1842 Брискорн был от должности уволен без всякого нового назначения.

Клейнмихель заступился за Брискорна, и тот через месяц был определен, с прежним званием статс-секретаря, членом комиссии прошений; в этом звании он состоял лишь два месяца, а 2 февраля 1843 получил назначение на вновь учрежденный пост товарища Государственного контролера. 31 декабря 1844 назначен сенатором. В 1846 был членом комитета по пересмотру устава гражданской службы. В контроле Брискорн служил до 1853, когда выяснилась его причастность к делу тайного советника А. Г. Политковского, уличенного в необычайно крупной растрате. По этому делу Брискорн сумел оправдаться, но 27 марта 1853 все-таки был уволен в отставку за поданное им мнение о бесполезности контроля в настоящем его положении. При этом звание сенатора было за ним сохранено.

4 мая 1856 он снова поступил на службу и был назначен управляющим канцелярией Военного министерства (уволен с этой должности 17 марта 1857), а 13 января 1857 занял пост председателя Комитета для устройства образования и судьбы военных кантонистов. В том же году он был назначен членом Военного совета. 31 марта 1868 был произведен в чин действительного тайного советника.

Умер 12 апреля 1872 прямо на заседании Военного совета, сразу же после того, как высказался по одному из военно-административных вопросов.

Литература

• Брискорн, Максим Максимович // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• Столетие военного министерства. 1802—1902. Память о членах военного совета. СПб.: Тип. М. О. Вольф. 1907. С. 324—326.

Отрывок, характеризующий Брискорн, Максим Максимович

– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.