Брудный, Арон Абрамович
| Арон Абрамович Брудный | |
 фото 2011 г. | |
| Место рождения: |
Фрунзе, Киргизская ССР (ныне Бишкек, Киргизия) |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Научная сфера: | |
| Место работы: |
АН Киргизии, |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: | |
Арон Абрамович Брудный — советский и киргизский психолог и философ; доктор философских наук, профессор.
Содержание
Биография
Родился в семье врача. Проучился год в медицинском институте во Фрунзе, затем поступил в Ленинградский медицинский институт и параллельно учился в экстернате на отделении философии историко-философского факультета Киргизского государственного университета. Затем окончил и аспирантуру по философии (в ИФ АН СССР, 1957) и аспирантуру по физиологии животных и человека. В 1960 году защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата философских наук «Теория отражения Теодора Павлова».
Работал в АН Киргизии (1959—1998), где в 1970 году защитил докторскую диссертацию на тему «Язык, сознание и действительность». С 1972 года — профессор философии медицинского института во Фрунзе. В 1974—1978 читал спецкурсы по социальной психологии на Факультете психологии МГУ.
Заведовал отделом комплексного исследования человека ИФ АН Киргизии (1984—1998), с 1994 г. — заведующий кафедрой психологии и философии Киргизско-российского славянского университета, также возглавлял Психологическую лабораторию Американского университета в Центральной Азии.
Член-корреспондент Национальной Академии Наук Киргизии(1988), заслуженный деятель науки (1994), лауреат Государственной премии Киргизии (1996). Его работы переведены на семь языков.
Семья
Отец — Абрам Львович Брудный, мать — Людмила Андреевна Брудная.
Основные идеи
А.Брудный сначала занимался психолингвистикой, но главные работы написал по вопросам понимания.
Основные концепции были разработаны А.Брудным в рамках созданного им направления «радикальной психологии» (от латинского — radicalis — коренной). Основным специфическим для человека психическом процессом выступает понимание, которое однако рассматривается не только с чисто когнитивистских позиций, но подразумевает и бессознательные архетипические компоненты. Человек, в этой парадигме рассматривается, как результат исторического процесса, поэтому «индивидуальное бытие всегда включает иррациональные элементы».[1] Философским основанием радикальной психологии является экзистенциализм, поэтому в её рамках существование важнее сущности, и оно зависит не от процессов производства, от его продуктов.
Движущей силой развития общества является стремления освободиться от труда, особенно от труда, изнуряющего и однообразного. Люди в любом обществе, прежде всего, связаны между собой взаимодействием социо-биологическим (половой отбор) и информационно-семиотическим (культура). Экзистенциальные блага (жизнь, надежды, любовь, милосердие, удача, дети, воспоминания и сны индивида), составляют содержание индивидуального существования, в отличие от материальных благ, которые являются только его условием. Согласно радикальной психологии, экзистенциальные блага обуславливают неповторимость личности.
Три поля понимания
А.Брудный различал три поля понимания, в рамках которых реализуется три различных способа понимать.
В первом поле: «что есть, то и доказано». По его словам — это мир фактов, обладающих достоинством непосредственной действительности, о котором некогда было сказано, что «факты — упрямая вещь». В то же время из-за того, что реальность дана человеку фрагментарно, и она изменчива, понимание требует постоянной достройки в уме «видимого» мира.
Таким образом, первое поле понимания зачастую начинает пересекаться со вторым полем, в котором «что доказано, то и есть». Второе поле — это мир доказательных суждений, геометрических теорем и логических задач.
Третье поле — это поле не изолированных значений, а их сложных переплетений — текстов. Латинское textus собственно и значило «связь», «соединение» или «ткань». Под текстом подразумевается связная, компактная, воспроизводимая последовательность знаков или образов, развернутая по стреле времени, выражающая некоторое содержание и обладающая смыслом, в принципе доступным пониманию. Под это определение подпадают разнообразные повествовательные тексты.
«В поле 1 решающую силу имеет противопоставление: есть на самом деле — нет на самом деле; в поле 2: истинно — не истинно; в поле 3: хорошо — плохо, а также все модификации этого противопоставления. Мир, представленный в поле 1,- это мир отношений между предметами; в поле 2 — отношений между понятиями; в поле 3 — отношений между людьми.».[2]
Аксиальная и ретиальная коммуникация. Две сигнальные системы
Любое сообщение может быть направлено либо точно известному адресату, либо неопределенному и неограниченному кругу получателей. В этом случае, А.А Брудный различает аксиальные и ретиальные коммуникативные процессы. Названия типов коммуникации происходят от латинских слов axis — «ось» и rete «сеть». Аксиальная коммуникация подразумевает передачу сообщения строго определенному, единичному получателю информации (например, телеграмма или личное письмо, доставленные конкретному лицу). Ретиальная коммуникация направлена множеству вероятных адресатов (как в радиопередаче или телевизионной программе, прием которой требует настройки на волну или на канал). Во втором случае, в отличие от первого, соответствие между получателем и источником информации становится «взаимно неоднозначным». Аналогично коммуникация организована и в других системах, которые пользуются сигналами. Например, в организме циркулируют вещества (инкреты), которые из желез внутренней секреции поступают прямо в кровь. Кровь омывает все без исключения органы живого организма и среди них те, которым данный инкрет необходим для развития и правильного функционирования. Однако внутри организма можно передавать информацию и по другому принципу, когда сообщение адресуется точно какому-нибудь органу. По этому принципу работает нервная система. В любую точку до которой доходят нервные окончания, приходит импульс из центральной нервной системы, адресованный именно в это место и рассчитанный на определенную реакцию.
Основные работы
- Язык, сознание и действительность (1972)
- Наука понимать (Психологическая герменевтика) (1996)
- Пространство возможностей (1999)
- Персонетика (2003)
Напишите отзыв о статье "Брудный, Арон Абрамович"
Примечания
Ссылки
- [www.sbiblio.com/biblio/persons.aspx?id=762 Биография]
- [www.akipress.org/_htm/brudnyi.htm Интервью]
- Брудный А. А. Наука понимать. — Бишкек, 1996.
- Брудный А. А. [ai-systems.ucoz.ru/load/bookskniga_arona_abramovicha_brudnogo_quot_psikhologicheskaja_germenevtika_quot/1-1-0-22 Психологическая герменевтика]. — М.: Лабиринт, 1998.
- Брудный А. А. Пространство возможностей. — Бишкек, 1999.
- Брудный А. А. Персонетика. — М.: Лабиринт, 2003.
- [www.az-libr.ru/index.shtml?Persons&1GL/d2c6e556/Source Брудный Арон Абрамович] // Алексеев П. В. Философы России XIX—XX столетий (биографии, идеи, труды). — 4-е изд. — М.: Академический Проект, 2002.
- [www.brudny.asia/ Сайт, посвященный А. А. Брудному]
Отрывок, характеризующий Брудный, Арон Абрамович
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.
Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
Как будто пораженный чем то необычайным, виконт пожал плечами и о опустил глаза в то время, как она усаживалась перед ним и освещала и его всё тою же неизменною улыбкой.
– Madame, je crains pour mes moyens devant un pareil auditoire, [Я, право, опасаюсь за свои способности перед такой публикой,] сказал он, наклоняя с улыбкой голову.
