Бюрократический коллективизм

Бюрократи́ческий коллективи́зм — теория классового общества, используемая некоторыми троцкистами для описания природы государственного режима в странах Восточного блока.

Общее описание концепции

Под бюрократическим коллективизмом понимают государственную систему, в которой, — как и при государственном капитализме, — прибыль распределяется между партийной бюрократией. Именно бюрократия (а не рабочие) управляет экономикой и государством. Сторонники этой теории утверждают, что бюрократический коллективизм является новой формой эксплуататорского классового общества — не капиталистической, но и не социалистической. Оценки расходились, считать ли эту форму прогрессивнее капитализма.

Теория получила развитие в небольшой французской троцкистской группе, объединённой вокруг Ивана Крайпо. Одновременно её развивал Бруно Рицци. Именно Риции, выпустивший в 1939 году книгу «Бюрократизация мира», предложил впервые термин «бюрократический коллективизм». Однако наибольшую известность и развитие эта концепция получила в Рабочей партии (США) во главе с Максом Шахтманом, отколовшаяся от Четвёртого интернационала. Также эта теория разрабатывалась американским теоретиком «социализма снизу» Гелом Дрейпером.

См. также

• Капитализм
• Социализм
• Коммунизм
• Деформированное рабочее государство
• Государственный капитализм
• Бюрократический социализм

Литература

• Т. Клифф. «Марксизм и теория бюрократического коллективизма» (1948)
• Э. Мандель. «Почему советская бюрократия не новый правящий класс» (1979)
• [libcom.org/library/western-marxism-soviet-union-marcel-van-der-linden Marcel van der Linden. Western Marxism and the Soviet Union (2010)]

Отрывок, характеризующий Бюрократический коллективизм

В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.