Валмиерское соглашение

Валмиерское соглашение — мирный договор, заключённый в ливонском городе Вольмаре, который подвёл итог многолетнему интенсивному противостоянию таких мощных феодальных организаций, как Ливонский орден и Рижское архиепископство, которые, в свою очередь, претендовали на контроль над Ригой и её жителями.

Соглашение было заключено двумя (даже тремя) противоборствующими сторонами 30 марта 1491 года. В первую очередь этот договор был направлен на благополучное разрешение долголетнего конфликта между орденом и рижанами. Это соглашение строилось на основе безоговорочного признания верховенства орденской власти над городом, и все пункты соглашения исходили из этого универсального постулата. В данном соглашении было оговорено, в частности, и такое значимое условие, как необходимость возврата ордену всех его прежних владений, которые он потерял в ходе боёв за подконтрольную ему территорию Ливонии. В число этих спорных участков входили и те, которые были переданы во владение рижанам прежними магистрами и вице-магистрами Ливонского ордена. Со стороны Ливонского ордена соглашения заверил магистр Иоганн Фридрих фон Лоринкгофе (занимал пост магистра с 1483 до 1494 года). Помимо этих территориальных потерь, Рига обязалась вернуть все корабли, переданные ей орденскими начальниками во временное пользование, а также ряд новых земель, вошедших в состав Рижского патримониального округа, некогда принадлежавших рыцарям.

Другим «традиционным» условием, с которым рижанам чаще всего приходилось безропотно смиряться — это категорично формулируемое принуждение к постройке нового орденского замка. В данном случае речь шла об отстраивании новой орденской цитадели на берегу Западной Двины (аккурат на том месте, где располагался прежний орденский замок, беспощадно разрушенный рижскими бунтовщиками в ходе очередного антифеодального восстания, которое состоялось в 1484 году, когда вооружённые формирования защитников Риги изгнали орденский гарнизон из крепости). Замок, о котором идёт речь, был отстроен капитулировавшими рижанами по условиям договора, заключённого в 1330 году по распоряжению успешного орденского военачальника Эберхардта фон Монгейма, отвоевавшего Ригу после ожесточённого тридцатитрёхлетнего противостояния. За два года до его разрушения, в марте 1482 года, орденский оборонительный гарнизон капитулировал в Дюнамюндской фортеции, тем самым рижанам удалось захватить инициативу и выиграть темп в этой непрекращающейся борьбе между сеньором и вассалом. Тем не менее, когда осенью 1484 года пост рижского архиепископа занял ярый приверженец Ливонского ордена Михаэль Хильдебрандт (годы жизни 1433—1509), он тотчас же пошёл на заключение неофициального соглашения о сотрудничестве с фон Лоринкгофе, что повлияло на итоговый расклад сил. Таким образом, по условиям Валмиерского соглашения рижане были вынуждены за 6 лет отстроить новые, но схожие по качеству замковые комплексы в Риге и на территории форпоста Дюнамюнде.

Ещё один коронный пункт заключённого соглашения — вся система городских укреплений отныне бралась под контроль Ливонским орденом. При этом фон Лоринкгофе за себя и за всех своих преемников отказывал рижанам в праве находится в отношениях политического партнёрства со шведским королём Стеном Стуре Старшим. Все жалобы, которые подавались рижанами, должен был рассматривать исключительно рижский архиепископ. В общем, этот договор дополнительно подтвердил состояние полной зависимости жителей Риги, интересы которых олицетворяла такая властная инстанция, как магистрат, от феодального патрона, каковым традиционно являлся Ливонский орден.

Отрывок, характеризующий Валмиерское соглашение

– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.