Вальдере

Вальдере (Waldere, Waldhere) — условное название двух фрагментов на древнеанглийском языке, содержащих отрывки из утраченной героической поэмы. Они был обнаружены в 1860 году библиотекарем Датской королевской библиотеки Э. К. Верлауффом в Копенгагене и до сих пор хранятся там же. Пергамент, на котором записаны эти фрагменты, был использован для переплета елизаветинского молитвенника. Очевидно, что эти отрывки являются частью обширного произведения. Два сохранившихся фрагмента записаны на двух отдельных листах; обычно они именуются «фрагмент 1» и «фрагмент 2».

Содержание эпоса известно по другим источникам. Герой, Вальтер Аквитанский, фигурируют в ряде текстов: латинской эпической поэме Вальтарий (первая половина X в.), во фрагментах баварской поэмы (первая половина XIII в.) и в двух эпизодах норвежской саги. Отдельные упоминания о Вальтере содержится в ряде средневековых немецких поэм. Согласно легенде, Вальтер и его возблюленная Хильдегита украли сокровища у Аттилы, при дворе которого они были заложниками. Вальтера преследуют двое: король бургундов Гунтер и некий Хаген, которые также охотятся за сокровищами. В одном из сохранившихся древнеанглийских фрагментов кто-то (вероятно, Хильдегита) уговаривает Вальтера пойти в сражение. Во втором некто восхваляет меч, и затем Вальдере восхваляет своё собственное оружие и бросает вызов Гутхере (Гунтеру).

Литература

• Waldere ed. F. Norman. London: Methuen, 1933. [Text.]
• The Cambridge History of English and American Literature vol. I, iii.5 «The Waldhere Fragments» ([www.bartleby.com/211/0305.html on-line text]).
• Himes, Jonathan B. The Old English Epic of Waldere. (Newcastle: Cambridge Scholars Publishing, 2009)
• Wissolik, Richard David. «The Germanic Epic and Old English Heroic Poetry: Widsith, Waldere, and the Fight At Finnsburg.» Old and Middle English Literature. Detroit: Gale Research, 1994. 90-91.

Отрывок, характеризующий Вальдере

– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.