Варшава-Центральная
Станция Варшава-Центральная Warszawa Centralna | |
| Польские государственные железные дороги | |
 | |
| Дата открытия: | |
|---|---|
| Количество платформ: |
4 |
| Количество путей: |
8 |
| Расположение: | |
| Код в «Экспресс-3»: |
5100136 |
| на Викискладе</td></tr>
</table> Варшава-Центральная (польск. Warszawa Centralna, также известная как Центральный вокзал — польск. Dworzec Centralny) — центральный вокзал Варшавы, расположенный на Иерусалимских аллеях. Вокзал высшей категории A классификации польских железнодорожных вокзалов. Интересной особенностью является то, что железнодорожные пути проходят под землёй, под центром города. Строительство станции началось в 1972 году, а закончилась в 1975. Вокзал был построен во время бума 70-х годов, когда Польская Народная Республика получила множество западных кредитов, а старый вокзал Варшава-Глувны уже не справлялся с пассажирооборотом. Вокзал строили очень быстро, что не могло не сказаться на качестве. В течение 80-х годов появились признаки ухудшения состояния вокзала. Но несмотря на это, здание считалось весьма современным в своё время, обладая эскалаторами и раздвижными дверями. Появилось множество мнений о том, что станция должна быть снесена, а на её месте построена новая. Затратная подготовка к Евро 2012 однако изменила и отложила эти планы на 2014-2018 года. В 2011-2012 годах был произведён лишь косметический ремонт, подверглись реконструкции большая часть подземных переходов к перронам вокзала. Из подземных переходов, соединяющих перроны с городом, можно быстро добраться до нескольких трамвайных остановок не выходя на поверхность, а также на соседнюю станцию Варшава-Средместье и в торговый центр, расположенный в соседнем здании. На вокзале работает бесплатный Wi-Fi. Варшава-Центральная в киноВокзал виднеется в сериале Игоря Масленникова "Что сказал покойник", напротив вокзала располагался блошиный рынок где Иоанна покупала динамит. Галерея
Напишите отзыв о статье "Варшава-Центральная"Ссылки
|
|
Отрывок, характеризующий Варшава-Центральная
– Глупо… глупо! Смерть… ложь… – твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Долохов, молча, с закрытыми глазами, лежал в санях и ни слова не отвечал на вопросы, которые ему делали; но, въехав в Москву, он вдруг очнулся и, с трудом приподняв голову, взял за руку сидевшего подле себя Ростова. Ростова поразило совершенно изменившееся и неожиданно восторженно нежное выражение лица Долохова.
– Ну, что? как ты чувствуешь себя? – спросил Ростов.
– Скверно! но не в том дело. Друг мой, – сказал Долохов прерывающимся голосом, – где мы? Мы в Москве, я знаю. Я ничего, но я убил ее, убил… Она не перенесет этого. Она не перенесет…
– Кто? – спросил Ростов.
– Мать моя. Моя мать, мой ангел, мой обожаемый ангел, мать, – и Долохов заплакал, сжимая руку Ростова. Когда он несколько успокоился, он объяснил Ростову, что живет с матерью, что ежели мать увидит его умирающим, она не перенесет этого. Он умолял Ростова ехать к ней и приготовить ее.
Ростов поехал вперед исполнять поручение, и к великому удивлению своему узнал, что Долохов, этот буян, бретёр Долохов жил в Москве с старушкой матерью и горбатой сестрой, и был самый нежный сын и брат.
Пьер в последнее время редко виделся с женою с глазу на глаз. И в Петербурге, и в Москве дом их постоянно бывал полон гостями. В следующую ночь после дуэли, он, как и часто делал, не пошел в спальню, а остался в своем огромном, отцовском кабинете, в том самом, в котором умер граф Безухий.
Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
