Верховский, Павел Владимирович

Павел Владимирович Верховский (Верховской) (31 декабря 1879, Санкт-Петербург — 10 апреля 1943, Инта, Коми АССР) — российский юрист, историк церкви, священник.

Биография

Происходил из дворянской семьи Верховских.

Окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета (1902) с дипломом 1-й степени и был оставлен на кафедре церковного права для подготовки диссертации. В течение 1903—1906 годов писал диссертацию под руководством М. И. Горчакова. В 1902—1906 годах учился в Санкт-Петербургской духовной академии, которую окончил со степенью кандидата богословия.

С 3 июня 1906 года — на службе в канцелярии обер-прокурора Святейшего Синода; 28 февраля 1909 года назначен исполняющим обязанности доцента по кафедре истории русского права Варшавского университета, а 18 мая 1909 года на юридическом факультете Петербургского университета состоялась защита его магистерской диссертации: «Населенные недвижимые имения Святейшего Синода, архиерейских домов и монастырей при ближайших преемниках Петра Великого, 15 июля 1726 — 12 января 1763 гг.». С 20 мая 1909 года он — экстраординарный профессор по кафедре истории русского права Варшавского университета, а с 26 ноября 1913 года — и. о. ординарного профессора. Верховский был избран действительным членом Русского военно-исторического общества.

В 1915 году переехал в Ростов-на-Дону, вместе с эвакуированным сюда Варшавским университетом.

20 мая 1917 года Советом Московского университета был утверждён в степени доктора церковного права после защиты диссертации: «Учреждение Духовной коллегии и Духовный регламент: К вопросу об отношении Церкви и государства в России». С 15 октября 1917 года — ординарный профессор по кафедре церковного права Донского университета. В своей диссертации П. В. Верховский отмечал:

сущность церковной реформы Петра Великого заключается вовсе не в том, как думают некоторые, что единоличное будто бы правление патриарха он заменил коллегиальным Духовной коллегии, а в том, что он лишил Русскую Церковь её самостоятельного и независимого существования как определенного юридического института и ввел в состав русского государственного устройства как его интегральную часть

Как член Предсоборного Совета по избранию от Донского университета участвовал 1—12 июня 1917 года во Всероссийском съезде духовенства и мирян в Москве (входил в 4 Отдел Предсоборного Совета). Был избран членом Поместного собора Православной российской церкви, но на Соборе присутствовать не смог из-за тяжёлой болезни дочери. Был автором проекта принятого Собором «Определения Священного Собора Православной Российской Церкви о правовом положении Православной Российской Церкви».

В 1918—1919 годах преподавал Закон Божий в Ростовском коммерческом училище. Был членом правления храма Александра Невского Ростова-на-Дону.

В мае 1919 году участвовал в Юго-Восточном Русском Церковном Соборе в Ставрополе. Был одним из самых активных деятелей Временного Высшего Церковного Управления на Юге России.

31 августа 1920 года резолюцией епископа Ростовского и Таганрогского Арсения (Смоленца) был определён настоятелем Рождество-Богородицкого храма в Ростове-на-Дону и после рукоположения в сан иерея, 19 сентября 1920 года, приступил к обязанностям настоятеля; 21 сентября уволен из университета.

12 июля 1921 года арестован по обвинению в участии в «к/р организации князя Ухтомского»; в сентябре освобождён под подписку о невыезде, а 23 октября 1921 года на него было заведено отдельное дело; 7 декабря 1921 года по требованию начальника Особого отдела ВЧК Артузова прибыл в Москву и был немедленно арестован. Через полгода освобождён из тюрьмы под подписку о невыезде из Москвы. 11 июля 1922 года устроился сотрудником Центрального Института Труда ВЦСПС в Москве, но уже 7 октября вновь арестован и приговорён к высшей мере наказания за контрреволюционную деятельность. Расстрел был заменен на 10 лет лишения свободы; 28 февраля 1924 года по частной амнистии Президиума ВЦИК был выпущен из Таганской тюрьмы с заменой оставшегося срока заключения на принудительные работы.

Во время заключения П. В. Верховского его жена и трое детей находились в Петрограде, где также проживали его три брата и две сестры. Учитывая неизлечимую болезнь жены и бедственное состояние семьи, после освобождения он принял решение не возвращаться к священническим обязанностям и вновь поступил на службу в Центральный Институт Труда.

В 1936 году арестован по старому делу, приговорен к длительному заключению с последующей ссылкой; умер в ссылке в Инте.

Библиография

Главные труды

• Населенные недвижимые имения Святейшего Синода, архиерейских домов и монастырей при ближайших преемниках Петра Великого. — СПб.: тип. Уч-ща глухонемых, 1909.;
• Очерки по истории Русской Церкви в XVIII и XIX столетиях: Вып. 1. — Варшава: тип. Варш. учеб. окр., 1912. — 148 с.;
• Учреждение Духовной Коллегии и Духовный Регламент: К вопросу об отношении Церкви и государства в России. — В 2-х тт.: Т.I. Исследование. Т.II. Материалы. — Ростов-на-Дону: Скл. изд. у авт. и в кн. маг. т-ва А. С. Суворина «Новое время», 1916.
• Россія и Западная Европа.

Выступления и лекции

Брошюры выступлений и лекций

• Значение богословских трудов А. С. Хомякова для церковной жизни и права. — СПб.: Тип. Училища глухонемых, 1905. — 12 с.;
• Вопрос о церковных имениях в двадцатых годах восемнадцатого столетия. — СПб.: тип. М. Меркушева, 1907. — 51 с.;
• Вопрос о церковных имениях в царствование Анны Иоанновны (1730—1740). — СПб.: тип. М. Меркушева, 1908. — 30 с.;
• История и юридические условия присоединения Финляндии к русской государственной территории: Публ. лекция, прочит. 4 апр. 1910 г. в Имп. Варш. ун-те и 30 апр. того же года в Вильне в Рус. обществ. собр. — Варшава: Губ. тип., 1910. — 3-81 с.;
• История древней церкви: Прогр. курса, читаемого в Имп. Варш. ун-те в 1911/1912 уч. г. — Варшава: тип. Варш. учеб. окр., 1911. — 8 с.;
• История русского права: Ч. 1. (История русского государственного права): Прогр. курса, чит. в Имп. Варш. ун-те [в 1911/12 уч. г.] — Варшава: тип. Варш. учеб. окр., 1911. — 34 с.;
• Правовое положение христианских церквей на Западе и в России: Прогр. спец. курса, читаемого на Юрид. фак. Имп. Варш. ун-та. — Варшава : тип. Варш. учеб. окр., 1911. — 12 с.;
• Церковное право: Прогр. [курса читаемого… на Юрид. фак. Варш. высш. жен. курсов при Имп. Варш. ун-те]. — Варшава: тип. «Рус. о-ва», 1912. — 14 с.;
• Краткий очерк судоустройства и судопроизводства католических духовных судов, преимущественно по делам брачным. — Варшава: тип. Варш. учеб. окр., 1913. — 28 с.;
• «Затейка» верховников в чине молебна: Докл., прочит. 19 окт. 1912 г. в Об-ве истории, филологии и права при Имп. Варш. ун-те. — Берлин, 1913. — 23 с.;
• Архивные занятия в летнее время: К вопросу о необходимости упорядочить и облегчить условия науч. занятий в лет. время в наших арх. и б-ках. — Варшава: тип. Варш. учеб. окр., 1913. — 18 с.;
• Библiотека Новгородской духовной семинарiи и ея сокровища: (о необходимости спасти библиотеку Феофана Прокоповича). — Варшава: Тип. Варшавского учебного окр., 1913. — 10 с.;
• О необходимости изменить русские основные законы в пользу законодательной независимости православной русской церкви. — Берлин, 1913. - 16 с.;
• Политика и право в делах церковных. — [Берлин, 1913?]. — 14 с.;
• К вопросу о «фальсификации» Духовного регламента. — Петроград: Сенат. тип., 1914. — 17 с.;
• Сущность и характер церковной власти. — Сергиев Посад: тип. И. И. Иванова, 1916. — 15 с.;
• Церковь в обновленном государстве: (Чтение для народа). — Петроград: Изд. совет при Св. синоде, 1917. — 16 с.

Награды

• орден Св. Станислава 3-й степени (1911)
• орден Св. Станислава 2-й степени (1914)
• орден Св. Анны 2-й степени (1917)

Семья

Был женат с 4 февраля 1907 года на Ирине Петровне Аникеевой. В 1908 году у них родилась дочь Наталья, в 1911 — сын Дмитрий, в 1918 — дочь Ирина.

Источники

• [www.pstbi.ccas.ru/bin/db.exe/docum/no_dbpath/ans/newmr/?TYZCF2JMTdG6Xbu0dS1Zfe9VeeWd60W0dS1Zfe9Veeud8G0Dc88Zem00eu0Ye8mcs8uWeCQ* Досье] ПСТБИ
• [www.rulex.ru/01030294.htm Верховский, Павел Владимирович] // Биографический словарь

Рекомендуемый источник

• Фонд Научно-исследовательского отдела рукописей Российской государственной библиотеки № 050: Верховские. Верховские Павел Владимирович (1879—1943), Ирина Петровна (урождённая Аникиева): архивный фонд, 1893—1914. — 99 ед. хр.

Отрывок, характеризующий Верховский, Павел Владимирович

– Ну, что ж ты будешь делать? Останешься, ежели неприятель займет? – спросил его князь Андрей.
Алпатыч, повернув свое лицо к князю Андрею, посмотрел на него; и вдруг торжественным жестом поднял руку кверху.
– Он мой покровитель, да будет воля его! – проговорил он.
Толпа мужиков и дворовых шла по лугу, с открытыми головами, приближаясь к князю Андрею.
– Ну прощай! – сказал князь Андрей, нагибаясь к Алпатычу. – Уезжай сам, увози, что можешь, и народу вели уходить в Рязанскую или в Подмосковную. – Алпатыч прижался к его ноге и зарыдал. Князь Андрей осторожно отодвинул его и, тронув лошадь, галопом поехал вниз по аллее.
На выставке все так же безучастно, как муха на лице дорогого мертвеца, сидел старик и стукал по колодке лаптя, и две девочки со сливами в подолах, которые они нарвали с оранжерейных деревьев, бежали оттуда и наткнулись на князя Андрея. Увидав молодого барина, старшая девочка, с выразившимся на лице испугом, схватила за руку свою меньшую товарку и с ней вместе спряталась за березу, не успев подобрать рассыпавшиеся зеленые сливы.
Князь Андрей испуганно поспешно отвернулся от них, боясь дать заметить им, что он их видел. Ему жалко стало эту хорошенькую испуганную девочку. Он боялся взглянуть на нее, по вместе с тем ему этого непреодолимо хотелось. Новое, отрадное и успокоительное чувство охватило его, когда он, глядя на этих девочек, понял существование других, совершенно чуждых ему и столь же законных человеческих интересов, как и те, которые занимали его. Эти девочки, очевидно, страстно желали одного – унести и доесть эти зеленые сливы и не быть пойманными, и князь Андрей желал с ними вместе успеха их предприятию. Он не мог удержаться, чтобы не взглянуть на них еще раз. Полагая себя уже в безопасности, они выскочили из засады и, что то пища тоненькими голосками, придерживая подолы, весело и быстро бежали по траве луга своими загорелыми босыми ножонками.
Князь Андрей освежился немного, выехав из района пыли большой дороги, по которой двигались войска. Но недалеко за Лысыми Горами он въехал опять на дорогу и догнал свой полк на привале, у плотины небольшого пруда. Был второй час после полдня. Солнце, красный шар в пыли, невыносимо пекло и жгло спину сквозь черный сюртук. Пыль, все такая же, неподвижно стояла над говором гудевшими, остановившимися войсками. Ветру не было, В проезд по плотине на князя Андрея пахнуло тиной и свежестью пруда. Ему захотелось в воду – какая бы грязная она ни была. Он оглянулся на пруд, с которого неслись крики и хохот. Небольшой мутный с зеленью пруд, видимо, поднялся четверти на две, заливая плотину, потому что он был полон человеческими, солдатскими, голыми барахтавшимися в нем белыми телами, с кирпично красными руками, лицами и шеями. Все это голое, белое человеческое мясо с хохотом и гиком барахталось в этой грязной луже, как караси, набитые в лейку. Весельем отзывалось это барахтанье, и оттого оно особенно было грустно.
Один молодой белокурый солдат – еще князь Андрей знал его – третьей роты, с ремешком под икрой, крестясь, отступал назад, чтобы хорошенько разбежаться и бултыхнуться в воду; другой, черный, всегда лохматый унтер офицер, по пояс в воде, подергивая мускулистым станом, радостно фыркал, поливая себе голову черными по кисти руками. Слышалось шлепанье друг по другу, и визг, и уханье.
На берегах, на плотине, в пруде, везде было белое, здоровое, мускулистое мясо. Офицер Тимохин, с красным носиком, обтирался на плотине и застыдился, увидав князя, однако решился обратиться к нему:
– То то хорошо, ваше сиятельство, вы бы изволили! – сказал он.
– Грязно, – сказал князь Андрей, поморщившись.
– Мы сейчас очистим вам. – И Тимохин, еще не одетый, побежал очищать.
– Князь хочет.
– Какой? Наш князь? – заговорили голоса, и все заторопились так, что насилу князь Андрей успел их успокоить. Он придумал лучше облиться в сарае.
«Мясо, тело, chair a canon [пушечное мясо]! – думал он, глядя и на свое голое тело, и вздрагивая не столько от холода, сколько от самому ему непонятного отвращения и ужаса при виде этого огромного количества тел, полоскавшихся в грязном пруде.
7 го августа князь Багратион в своей стоянке Михайловке на Смоленской дороге писал следующее:
«Милостивый государь граф Алексей Андреевич.
(Он писал Аракчееву, но знал, что письмо его будет прочтено государем, и потому, насколько он был к тому способен, обдумывал каждое свое слово.)
Я думаю, что министр уже рапортовал об оставлении неприятелю Смоленска. Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое важное место понапрасну бросили. Я, с моей стороны, просил лично его убедительнейшим образом, наконец и писал; но ничто его не согласило. Я клянусь вам моею честью, что Наполеон был в таком мешке, как никогда, и он бы мог потерять половину армии, но не взять Смоленска. Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержал с 15 тысячами более 35 ти часов и бил их; но он не хотел остаться и 14 ти часов. Это стыдно, и пятно армии нашей; а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря велика, – неправда; может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, как быть, война! Но зато неприятель потерял бездну…
Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.