Вильденс, Ян
| Ян Вильденс | |
| Имя при рождении: |
Jan Wildens |
|---|---|
| Дата рождения: |
1585 или 1586 |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Жанр: | |
| Стиль: | |
 Работы на Викискладе | |
Ян Вильденс(нидерл. Jan Wildens, 1585/1586, Антверпен — 16 октября 1653, Антверпен) — южнонидерландский живописец и график, пейзажист.
Биография
Ян Вильденс родился в 1585 году (возможно, в 1586) в Антверпене. Он был сыном Генри Вильденса и Магдалены Восберген. Его отец умер рано, а мать вышла замуж за Корнелиса Кока. Дочь Магдалены и Корнелиса Сюзанна Кок вышла замуж за Корнелиса де Воса в 1617 году. Корнелис де Вос был братом Пауля де Воса, а сестра Корнелиса и Пауля была замужем за Франсом Снейдерсом, так что Ян с детства был окружён художниками. В возрасте десяти лет Яна отдали в обучение Питеру Верхюльсту в качестве подмастерья (работы этого художника малоизвестны и, возможно, утрачены). В 1604 году Ян стал мастером Гильдии художников Святого Луки. В 1613 году Ян Вильденс отправился в Италию, а в следующем, 1614 году, опубликовал серию из двенадцати гравюр, посвященную месяцам. После возвращения в Антверпен в 1616 году часто сотрудничал с мастерской Рубенса. О внешности Вильденса известно благодаря портрету кисти Рубенса, который был написан, вероятно, во время работы Вильденса в мастерской Рубенса в 1616 и 1617 годах. [1]. Вильденс отвечал за фоновые пейзажи для серии гобеленов, посвященных Децию Мусу и за исторические картины Рубенса, в том числе «Изнасилование дочерей Левкиппа», «Самсон и лев», «Симон и Ифигения» и «Диана и её нимфы отправляются на охоту». В 1619 Ян Вильденс женился на Марии Степперт, Рубенс был свидетелем на их свадьбе. В дальнейшем Рубенс женился дочери сестры Марии, Елене Фурман. Мария Степперт и Ян Вильденс имели двух сыновей: Яна Баптиста (1620-1637) и Еремию (1621-53). Оба они стали художниками. Мария умерла в 1624 году. После 1620 года Ян перестал сотрудничать с мастерской Рубенса и стал заниматься написанием пейзажей. В этот период довольно чётко прослеживается влияние Рубенса на стиль Вильденса: они используют общие подходы к композиции, сцены декоративно красивы.
Ян Вильденс и Рубенс оставались друзьями до самой смерти последнего в 1640 году, Ян был одним из душеприказчиков Рубенса.
Работа с другими художниками
Кроме Рубенса, Вильденс работал с другими художниками, в числе которых:
- Якоб Йорданс
- Франс Снейдерс
- Пауль де Вос
- Ян Бокхорст
- Корнелис Схют
- Теодор Ромбоутс
- Йоос де Момпер
- Ян Брейгель Старший
Напишите отзыв о статье "Вильденс, Ян"
Ссылки
- ↑ [www.dbnl.org/tekst/houb005groo01_01/houb005groo01_01_0103.htm Joannes Wildens biography], Арнольд Хоубракен, De groote schouburgh der Nederlantsche konstschilders en schilderessen (1718), Цифровая библиотека голландской литературы
Отрывок, характеризующий Вильденс, Ян
– Ну, всё таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, – всё рассеется. Пир горой будет.На другой день, 3 го марта, во 2 м часу по полудни, 250 человек членов Английского клуба и 50 человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя Австрийского похода, князя Багратиона. В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось всё, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как то: граф Ростопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, гр. Марков, кн. Вяземский, не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились и тузы, дававшие мнение в клубе, и всё заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пшебышевского и француза Ланжерона, неспособность Кутузова, и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры, генералы – были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. Тому, что Багратион выбран был героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве, и был чужой. В лице его отдавалась должная честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. Кроме того в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузову.
– Ежели бы не было Багратиона, il faudrait l'inventer, [надо бы изобрести его.] – сказал шутник Шиншин, пародируя слова Вольтера. Про Кутузова никто не говорил, и некоторые шопотом бранили его, называя придворною вертушкой и старым сатиром. По всей Москве повторялись слова князя Долгорукова: «лепя, лепя и облепишься», утешавшегося в нашем поражении воспоминанием прежних побед, и повторялись слова Ростопчина про то, что французских солдат надо возбуждать к сражениям высокопарными фразами, что с Немцами надо логически рассуждать, убеждая их, что опаснее бежать, чем итти вперед; но что русских солдат надо только удерживать и просить: потише! Со всex сторон слышны были новые и новые рассказы об отдельных примерах мужества, оказанных нашими солдатами и офицерами при Аустерлице. Тот спас знамя, тот убил 5 ть французов, тот один заряжал 5 ть пушек. Говорили и про Берга, кто его не знал, что он, раненый в правую руку, взял шпагу в левую и пошел вперед. Про Болконского ничего не говорили, и только близко знавшие его жалели, что он рано умер, оставив беременную жену и чудака отца.
3 го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривающих голосов и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудренные, в чулках и башмаках ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги. Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими, самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей – преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что всё таки за нами будущность.
