Винокур, Татьяна Григорьевна

Татьяна Григорьевна Винокур
Род деятельности:	филолог, лингвист
Дата рождения:	10 июля 1924(1924-07-10)
Гражданство:	СССР СССР
Дата смерти:	22 мая 1992(1992-05-22) (67 лет)
Место смерти:	Москва
Отец:	Винокур, Григорий Осипович

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Татья́на Григо́рьевна Виноку́р (10 июля 1924 — 22 мая 1992, Москва) — советский и российский лингвист, доктор филологических наук, сотрудник Института русского языка АН СССР, специалист в области стилистики художественной речи, лингвостилистики, современной разговорной речи и истории языка.

Биография

Татьяна Григорьевна родилась в семье известного советского лингвиста и литературоведа Григория Осиповича Винокура, одного из основателей Московской лингвистической школы. В годы Великой отечественной войны вместе с семьей находилась в эвакуации в Чистополе, который приютил многих литературных деятелей СССР. По воспоминаниям её подруги и одноклассницы Неи Зоркой, Татьяна Винокур сбежала из Чистополя в Москву, нанявшись судомойкой на пароход. В 1942—1943 годах она училась на теоретическом отделении Московской государственной консерватории П. И. Чайковского.

Т. Г. Винокур состояла в переписке с А. И. Солженициным, творчеству которого она посвятила свою книгу. Три неопубликованных письма представляют собой библиографическую ценность и продаются на аукционах. В начале 1960-х годов переписывалась с К. И. Чуковским. Из его писем следует, что он рецензировал книгу Татьяны Георгиевны «Древнерусский язык»:

Книга очень изящная, чувствуется, что где-то за кулисами Вы проделали большую работу и могли бы каждую главу сделать в десять раз длиннее. Именно пропорциональность всех частей больше всего импонирует мне: нужны огромные запасы исподволь накопленных знаний, чтобы так умело распорядиться своим материалом — сказать главное и не сказать ничего лишнего. Книжка Ваша многому научила меня. Я не знал, что капуста происходит от capitum, что верблюд от готского ulblandis, что первичное значение ноги — копыто.

— К. Чуковский

В начале 1990-х годов Т. Г. Винокур стала одним из авторов цикла передач «Беседы о русском языке» на «Радио России». Темой передач были речевое поведение, культура речи и нормы общения, принятые в обществе, а также особенности русского этикета.

Татьяна Винокур сформулировала так называемые «десять заповедей культуры речевого поведения»:

1. Избегай многословия, старайся это делать во всех случаях жизни.
2. Всегда знай, зачем ты вступил в разговор, какова цель твоей речи.
3. Говори не только кратко, но говори просто, понятно и по возможности точно.
4. Избегай речевого однообразия; выбирая речевые средства, сообразуйся с ситуацией речи. Помни, что положение обязывает, что в разной ситуации тебя слушают разные люди и что в разной обстановке нужно себя вести по-разному и говорить по-разному.
5. Умей находить общий язык с любым собеседником.
6. Помни, что вежливость и благожелательность — основа культуры речевого поведения.
7. Владей культурой языка. Это основа культуры речевого поведения.
8. Владей нормами вежливого общения.
9. Умей не только говорить, но и слушать.
10. Отстаивай право нарушить любую из заповедей, если это нарушение поможет тебе добиться особой выразительности речи, поможет наилучшим образом выполнить задачу, ради которой ты вступил в разговор.

— Татьяна Винокур

Необычной манере рассказа и особенностям голоса Винокур посвящено несколько статей, в том числе академика Степанова. По словам профессора филологического факультета РГПУ им. А. И. Герцена Сакмары Георгиевны Ильенко Т. Винокур: «обладала ни с чем не сравнимым обаянием коренной москвички из семьи с большой университетской историей».

22 мая 1992 года Татьяна Григорьевна погибла в центре Москвы под колёсами автомобиля. Её памяти было посвящено 2-е издание «Справочника по правописанию и литературной правке» Д. Э. Розенталя.

В 2005 году в библиотеке РГГУ прошла выставка «Дарственные надписи на книгах из собрания Г. О. Винокура и Т. Г. Винокур», на которой были представлены книги из личного собрания знаменитых филологов. По мнению устроителей выставки дарственные надписи позволяют увидеть живую историю филологической мысли XX века.

Литература

• Н. Н. Розанова [rus.1september.ru/article.php?ID=200203101 Тайна и прелесть разговорчивости] // «Русский язык». — Издательский дом «Первое сентября», 2002. — Вып. N 31/2002.

Библиография

• Т. Г. Винокур. «Древнерусский язык». — 3-е изд. — ЛКИ, 2008. — 120 с. — (История языков народов Европы). — ISBN 978-5-382-00759-5.
• Т. Г. Винокур. «Закономерности стилистического использования языковых единиц». — 2-е изд. — Либроком, 2009. — 242 с. — ISBN 978-5-397-00150-2.
• Т. Г. Винокур. «Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения». — М: Наука, 1993. — 172 с. — 2500 экз. — ISBN 5-02-011563-0.
• Т. Г. Винокур. «О содержании некоторых стилистических понятий». — 2 изд. — Либроком, 2009. — 104 с. — ISBN 978-5-397-00813-6.
• Винокур Т. Г. Десять заповедей культуры речевого поведения. // Незабытые голоса России: Звучат голоса отечественных филологов. Вып. I. — М.: Языки славянских культур, 2009. — С. 50—63. ISBN 978-5-9551-0327-3 Запись хранится в фонотеке ИРЯ им. В. В. Виноградова РАН. Впервые текст выступления опубликован в газете «Русский язык» № 31, 2002 г.

Отрывок, характеризующий Винокур, Татьяна Григорьевна

Пьер кончил свой рассказ. Наташа блестящими, оживленными глазами продолжала упорно и внимательно глядеть на Пьера, как будто желая понять еще то остальное, что он не высказал, может быть. Пьер в стыдливом и счастливом смущении изредка взглядывал на нее и придумывал, что бы сказать теперь, чтобы перевести разговор на другой предмет. Княжна Марья молчала. Никому в голову не приходило, что три часа ночи и что пора спать.
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.
– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.