Внук, Марьян

Марьян Внук

Марьян Внук (польск. Marian Wnuk; 5 сентября 1906, Пшедбуж (ныне Лодзинского воеводства, Польша — 29 сентября 1967, Варшава) — польский скульптор, педагог, профессор (1949), ректор.

Биография

В 1922—1927 годах обучался в школе деревообработки в Закопане. Затем до 1934 года на отделении скульптуры в варшавской Школе изящных искусств . Ученик Тадеуша Бреера.

До начала второй мировой войны работал преподавателем скульптуры в государственном институте пластических искусств во Львове. В 1944 году переехал в Варшаву, откуда был депортирован в Германию. После войны, вернулся на родину и поселился в Гданьске, где продолжил педагогическую деятельность в Высшей государственной школе изящных искусств, позже — институте (ныне Академия изящных искусств (Гданьск)).

Был одним из основателей Академии изящных искусств в Гданьске. Профессор, а с 1948 по 1949 гг. — ректор Академии.

С 1949 года до конца жизни был профессором Академии изящных искусств в Варшаве. В 1951—1954 и 1959—1967 годах — еë ректором.

Творчество

Марьян Внук — представитель соцреализма в искусстве скульптуры Польши. В более позднем периоде воплощал свои работы в классическом стиле. Под конец жизни был склонен к абстракционизму. С довоенного периода участвовал в конкурсах, в частности, на созданием памятников Ю. Пилсудскому во Львове и Варшаве.

Избранные работы

• Памятник воинам освободителя Советской Армии в Гдыне (1949, открыт в 1953, демонтирован в 1990)
• Памятник женщинам периода оккупации (1964)
• Две натуры (1964)
• Шахтеры (1965)
• Памятник Бруно Шульцу (1966)
• Горящий город (1967) и др.

Награды

• Государственная премия ПНР 2 степени за создание памятника В. И. Ленину (1952).
• Командорский крест ордена Возрождения Польши (1954).

Литература

• Ріпко Олена. У пошуках страченого минулого. — Львів: Каменяр, 1996. — С. 246. (укр.)

Отрывок, характеризующий Внук, Марьян

В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.