Ганин, Михаил Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Михаил Иванович Ганин

М. И. Ганин
Дата рождения

1903(1903)

Место рождения

г. Сулин ныне Красный Сулин, Ростовская область, Российская империя

Дата смерти

29 января 1940(1940-01-29)

Место смерти

Москва, Советский Союз

Принадлежность

Российская империя Российская империя
РСФСР РСФСР
СССР СССР

Звание

Награды и премии

Михаил Иванович Ганин (19031940) — советский разведчик, советник в Полномочном представительстве СССР в Китае, полковник.





Биография

Член ВКП(б). Русский, высшее образование. Резидент НКВД в Чунцине под прикрытием должности советника в полпредстве Советского Союза в Китае.

На основании показаний отозванного и арестованного начальника И. Т. Бовкуна арестован 11 июля 1939 года. Осуждён Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в участии в контрреволюционной организации. Приговорён к расстрелу 28 января 1940 года. Приговор приведён в исполнение на следующий день, 29 января 1940 года. Реабилитирован посмертно 25 июня 1957 года определением Военной коллегии Верховного суда СССР. Место захоронения на Донском кладбище.

Проживал в Москве, Богородское, военный городок, дом 1, квартира 12.[1]

Звания

Награды

См. также

Тарабарин, Николай Александрович

Напишите отзыв о статье "Ганин, Михаил Иванович"

Примечания

  1. [rosgenea.ru/?alf=4&page=3&serchcatal=%C3%E0%ED%E8%ED&radiobutton=4 Центр генеалогических исследований]

Литература

Ссылки

  • [www.sakharov-center.ru/asfcd/martirolog/?t=page&id=5925 Жертвы политических репрессий, расстрелянные и захороненные в Москве и Московской области в период с 1918 по 1953 год.]
  • [www.novayagazeta.ru/gulag/2884.html Новая газета. Тайные убийства по приказу Сталина.]

Отрывок, характеризующий Ганин, Михаил Иванович

– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.