Гельст, Бартоломеус ван дер

Бартоломеус ван дер Гельст
Автопортрет (1655)
Имя при рождении:	Bartholomeus van der Helst
Дата рождения:	ок. 1613
Место рождения:	Харлем
Дата смерти:	16 декабря 1670(1670-12-16)
Место смерти:	Амстердам
Подданство:	Республика Соединённых провинций
Жанр:	гравюра, портрет
Влияние:	Рембрандт Халс, Франс Ван Дейк
Влияние на:	Боль, Фердинанд, Флинк, Говерт
Работы на Викискладе

Бартоломеус ван дер Гельст или Хелст, нидерл. Bartholomeus van der Helst; ок. 1613, Харлем — 16 декабря 1670, Амстердам) — нидерландский живописец и гравёр, известен как портретист.

Биография

Гельст, сын трактирщика, родился в Харлеме. В связи с женитьбой перебрался в 1636 году в Амстердам, прожил там всю жизнь и никогда не выезжал из Голландии. Возможно, живописи учился ещё в Харлеме, но неизвестно, кто преподал ему первые уроки (биографических данных о Гельсте вообще крайне мало). Считается, что в Амстердаме Гельст учился у крупного художника начала XVII века Николаса Элиаса Пикеноя. Достоверно неизвестно, учился ли он у Рембрандта, жившего в Амстердаме в одно время с ним, но Гельст усвоил некоторые приёмы портретного стиля Рембрандта, а также Халса.

1637 годом датируется первая известная картина Гельста — портрет четырёх членов попечительского совета Валлонского приюта. Стилистически картина близка произведениям Элиаса. К Гельсту быстро пришла слава, у него появились ответственные заказы. Основными его клиентами стали представители городской верхушки, основными сюжетами — празднества стрелков, присуждение призов, фигуры управителей и попечителей богоугодных заведений, синдиков городских корпораций. В 1642 г. художник написал портрет бургомистра Андриса Бикера с женой и сыном.

Шестью годами спустя создан шедевр Гельста — огромный групповой портрет «Торжество по поводу подписания Мюнстерского договора». В этом полотне талант автора ярко проявился в создании гармоничной многофигурной композиции, при этом все изображённые персонажи индивидуальны и легко узнаваемы. Эта картина находится в Амстердаме там же, где и знаменитый «Ночной дозор» Рембрандта, так что посетители могут проводить непосредственно сравнение между обоими художниками по их произведениям. Долгое время это полотно считалось равным «Ночному дозору». Джошуа Рейнольдс, посетивший Амстердам в 1781 г., сравнивал эту картину со всеми виденными им ранее портретами и нашёл в ней наивысшее воплощение всех тех качеств, которые должны быть присущи идеальному портрету. Стоит заметить, что, хотя слава Гельста зиждется в первую очередь на портретах, он создавал ещё и картины исторической, библейской и мифологической тематики.

Ко времени переселения Гельста в Амстердам Рембрандт был в зените славы. Однако всё большую популярность завоёвывал изящный стиль ван Дейка, и одним из представителей этого стиля, желая угодить общественным вкусам, стал Гельст. В течение 1640-х гг. художник сделался ведущим портретистом Амстердама и затмил даже Рембрандта. Проработанные в деталях, утончённые портреты Гельста, которые к тому же слегка приукрашивали портретируемых, нравились публике больше, чем поздние работы Рембрандта, становившиеся всё более серьёзными, отмеченными глубоким самоанализом. При этом Гельст относился к числу тех живописцев, которые умели угождать требованиям высокопоставленных заказчиков, оставаясь на позициях реалистического искусства. Живописная техника его была отточенной и виртуозной: он умел в совершенстве воспроизводить материальную достоверность вещи, непринуждённость позы и жеста модели.

В 1654 году Гельст стал одним из основателей гильдии св. Луки. Окружённый почётом, ни в чём не нуждаясь, художник до конца жизни жил в Амстердаме и занимался образованием своего сына, Лодевейка ван дер Гельста, который, впрочем, оказался довольно посредственным живописцем. Среди других его учеников также не нашлось таких, которые заслужили бы внимание потомства.

При жизни влияние Гельста (а точнее — его стиля) на других художников было значительным. Такие ученики Рембрандта, как Фердинанд Боль и Говерт Флинк, ради этой модной в то время манеры живописи отошли от стиля своего наставника. Величие Гельста как живописца признавалось и следующем столетии. До сих пор он занимает в голландской школе высокое место; по точности портретов и удачному подбору колорита его ставят непосредственно после ван Дейка. Но в целом художнику всегда не хватало глубины и значительности в передаче человеческого образа. Именно это не позволило его произведениям стать рядом с портретами Рембрандта и Халса, хотя большинство современников считало, что Гельст превосходит их обоих. К известным произведениям Гельста относятся «Портрет проповедника», «Семья Репмакер», «Три арбалетчика», «Портрет молодой принцессы и её кормилицы», «Портрет Паулюса Поттера», «Портрет художника Флинка», «Представление новобрачной родителям новобрачного», «Новый рынок в Амстердаме» (последняя картина по содержанию необычна для художника, так как в ней играют главную роль съестные припасы).

Литература

• А. Плюшар. Энциклопедический лексикон, том 8. — Типография А. Плюшара; С.-П., 1837 — с. 224—225 (Вандергельстъ, Варфоломей).

Ссылки

• [www.artcyclopedia.com/artists/helst_bartholomeus_van_der.html Работы в музеях мира]
• [museums.in.ua/author/Gelst_Bartolomeus_van_der Малоизвестные работы] (недоступная ссылка — история)

Отрывок, характеризующий Гельст, Бартоломеус ван дер

Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.