Герасим (Боев)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Епископ Герасим<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Браницкий
17 ноября 1968 — 25 мая 1995
Церковь: Болгарская патриархия
Предшественник: Максим (Минков)
Преемник: Амвросий (Парашкевов)
Ректор Софийской духовной семинария
1971 — 1986
Предшественник: Тихон
Преемник: Иоанн (Стойков)
 
Имя при рождении: Господин Янакиев Боев
Рождение: 18 августа 1914(1914-08-18)
село Иваново (ныне Шуменская область), Болгария
Смерть: 25 мая 1995(1995-05-25) (80 лет)
Сливен, Болгария
Принятие священного сана: 21 сентября 1941 года
Принятие монашества: 14 ноября 1936 году
Епископская хиротония: 17 ноября 1968 года

Епископ Герасим (в миру Господин Янакиев Боев[1]; 18 августа 1914, село Иваново, Болгария — 25 мая 1995, Сливен, Болгария) — епископ Болгарской Православной Церкви, епископ Браницкий.





Биография

Родился 18 августа 1914 года в селе Иваново (ныне община Шумен, Шуменская область). В 1915 году его семья переехала в село Макак, где он получил начальное образование. Первый и второй прогимназиальный класс окончил в селе Дивдядово, а третий — в Шумене.

С осени 1930 года обучался в Софийской духовной семинарии, которую окончил в 1936 году.

Летом того же года поступил послушником в Рыльский монастырь, где 14 ноября 1936 года был пострижен в монашество с именем Герасим митрополитом Софийским Стефан (Шоковым) под духовное наставничество епископа Кирилла (Маркова).

15 ноября епископом Стобийским Кирилом в храме Софийской духовной семинарии святого Иоанна Рылского был рукоположён в сан иеродиакона.

С сентября 1936 года обучался на Богословском факультете Софийского университета святого Климента Охридского, который окончил в 1940 году.

Во время 1940/1941 учебного года иеродиакон Герасим был учителем-воспитателем в Пловдивской духовной семинарии.

21 сентября 1941 года ректором Пловдивской духовной семинарии епископ Стобийским Никодимом (Пиперовым) в семинарском храме святых Кирилла и Мефодия был рукоположен в сан иеромонаха.

С конца 1941 по 1942 год иеромонах Герасим проходил богословскую специализацию на старокатолическом богословском факультете Бернского университета, Швейцария.

По возвращению в Болгарию вновь служил учителем-воспитателем в Пловдивской духовной семинарии.

26 июня 1949 года в столичном кафедральном храме святой Недели митрополитом Пловдивским Кириллом (Марковым) был возведён в сан архимандрита.

С июля 1949 года до начала 1950 года служил также ефимерием в семинарском храме.

С 10 февраля 1950 года был назначен игуменом Бачковского монастыря, в каковом качестве оставался до 15 апреля 1951 года[2].

В августе-сентябре 1951 года был игуменом Преображенского монастыря.

С сентября 1951 года назначен учителем-воспитателем и ефимерием при Софийской духовной семинарии, в каковом качестве оставался до конца августа 1968 года.

15 сентября 1968 года вновь назначен игуменом Бачковского монастыря.

17 ноября 1968 года в Патриаршем кафедральном соборе святого Александър Невского был рукоположён в викарного епископа Браницкого.

1 августа 1971 года освобождён от должности игумена Бачковского монастыря[2].

С осени 1971 года — ректор на Софийской духовной семинарии, которая тогда располагалась в Черепишском монастыре. Возглавлял семинарию до конца 1985/1986 учебного года.

О своём поприще учителя и духовного наставника он говорил так: «Милость великую Бог мне дал, поставив мня учителем (Еф. 4:11) в наших духовных школах в течение сорока лет. Дорогой дар от Бога мне каждый мой ученик, а особенно духовные мои сыновья. Чистосърдечно често им казвам: няма по-скъпо нещо от духовното чедо! За мене духовните чеда, родени и съгрявани с отеческа обич в име Христово, като Божи дар са скъпо съкровище. При него постоянно е сърцето ми от събуждане сутрин до заспиване вечер, защото казано е: „где сокровище ваше, там будет и сердце ваше“ (Мат. 6:21)»[3].

В конце 1986 года вышел на покой, после чего проживал в Сливенской митрополии.

Во время событий 1992 года, приведших к расколу в Болгарской церкви и образованию «альтернативного» синода, сочувствовал последним, но в раскол не ушёл[4].

Скончался 25 мая 1995 года в Сливене. Погребён в сливенском храме успения Песвятой Богородицы.

Напишите отзыв о статье "Герасим (Боев)"

Примечания

  1. sic
  2. 1 2 [bg-patriarshia.bg/index.php?file=bachkovsky_monastery.xml Бачковски манастир «Св. Успение Богородично»]
  3. [synpress-classic.dveri.bg/20-2003/hram.htm Мисията на семинарския храм «Св. Йоан Рилски» [Статии ЦВ]]
  4. Хайнц ГСТРЕЙН [www.religio.ru/arch/09Mar2001/relisoc/9.html Церковные проблемы Болгарии]

Сочинения

  • «Духовни полета» / Блажени Йоан Мосх ; Прев. от рус. Браницки епископ Герасим . — София : Синодат. изд., 1993. — 272 с. ; 23 см.
  • «Православна християнска етика», Герасим, епископ Браницки, София : Синодално издателство. 2005 ISBN 954-8398-32-X

Литература

  • Игнатьев А. Из жизни Болгарской Церкви. Редкий юбилей [столетие митрополита Видинского Неофита]. Епископская хиротония [архимандрита Герасима (Боева) во епископа Браницкого] // Журнал Московской Патриархии. М., 1969. № 2 52-53.
  • Борис Цацов. Архиереите на Българската православна църква: Биографичен сборник. Принцепс, 2003. ISBN 9548067757, стр. 313

Ссылки

  • [catalog.libvar.bg/view/show_avt_data.pl?id=65625&SRV=false&LANG= Герасим, епископ Браницки] на сайте Варненской публичной библиотеки

Отрывок, характеризующий Герасим (Боев)

Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.