Гилберт, Хемфри

Хемфри Гилберт англ. Sir Gilbert Humphrey

Хемфри Гилберт (англ. Humphrey Gilbert; 5 августа 1539 — 9 сентября 1583) — английский военный и навигатор, единоутробный брат сэра Уолтера Рэйли и двоюродный брат сэра Ричарда Гренвилла.

Биография

Родился 5 августа 1539 года в графстве Девоншир. Изучал навигацию и военное дело в Оксфорде.

Поступил в армию и был ранен при осаде Гавра (1563 год). В 1566 году предложил экспедицию с целью поиска прохода между Англией и Дальним Востоком.

Королева Англии Елизавета I отвергла это предложение и вместо этого направила Гилберта в Ирландию, где он жестоко подавил восстание (1567—1570) и начал разработку плана протестантской колонизации провинции Манстер в южной части Ирландии. Для этой деятельности он был произведен в рыцари в 1570 году в возрасте 31 года.

В 1572 году он командовал полутора тысячами английских добровольцев, направленных для участия в сопротивлении Нидерландов против Испании.

К середине 1570 года Гилберт начал применять свой ирландский опыт колонизации к Северной Америке. В 1577 году он выдвинул план по захвату Ньюфаундлендом рыболовных флотов Испании, Португалии и Франции; оккупации Санто-Доминго и Кубы, а также перехвату судов, перевозящих американское серебро в Испанию. Елизавета I игнорировала его предложение. В 1578 году Гилберт получил задание основать колонию в Новом Свете. Экспедиция 1578—1579 годов не имела успеха, поскольку из-за штормовой погоды судам пришлось вернуться в Англию.

Для финансирования новой экспедиции Гилберт при содействии своего единоутробного брата Уолтера Рэйли начал продавать земли ещё не существующей колонии. Рэйли также предоставил корабль и помог в получении разрешения от Елизаветы I. С пятью судами, на борту которых было 260 человек, Гилберт 11 июня 1583 года вышел из Плимута, а 3 августа подошел к Ньюфаундленду, где основал небольшую колонию Сент-Джонс.

На флотилии из трех судов Гилберт предпринял попытку обследовать побережье к югу от Сент-Джонса. Во время этого путешествия самый большой корабль погиб, а с двумя оставшимися он решил вернуться в Англию. Сам Гилберт плыл на меньшем судне «Сквиррел» водоизмещением всего 10 т.

9 сентября 1583 года, стоя на палубе своего гибнущего корабля, Гилберт произнес свою знаменитую фразу: «We are as near to heaven by sea as by land». Вечером судно «Сквиррел» вместе с Гилбертом пошло ко дну близ Азорских островов.

Литература

• D.B. Quinn, Voyages and Colonising Enterprises of Sir Humphrey Gilbert, 2 vol. (1940, reprinted in 1 vol., 1967)

Отрывок, характеризующий Гилберт, Хемфри

– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.
– А, ну так вот видите!
– Да, mais ce n'est pas comme vous l'entendez, [но это не так, как вы это понимаете,] – продолжал князь Андрей. – Я ни малейшего добра не желал и не желаю этому мерзавцу протоколисту, который украл какие то сапоги у ополченцев; я даже очень был бы доволен видеть его повешенным, но мне жалко отца, то есть опять себя же.
Князь Андрей всё более и более оживлялся. Глаза его лихорадочно блестели в то время, как он старался доказать Пьеру, что никогда в его поступке не было желания добра ближнему.
– Ну, вот ты хочешь освободить крестьян, – продолжал он. – Это очень хорошо; но не для тебя (ты, я думаю, никого не засекал и не посылал в Сибирь), и еще меньше для крестьян. Ежели их бьют, секут, посылают в Сибирь, то я думаю, что им от этого нисколько не хуже. В Сибири ведет он ту же свою скотскую жизнь, а рубцы на теле заживут, и он так же счастлив, как и был прежде. А нужно это для тех людей, которые гибнут нравственно, наживают себе раскаяние, подавляют это раскаяние и грубеют от того, что у них есть возможность казнить право и неправо. Вот кого мне жалко, и для кого бы я желал освободить крестьян. Ты, может быть, не видал, а я видел, как хорошие люди, воспитанные в этих преданиях неограниченной власти, с годами, когда они делаются раздражительнее, делаются жестоки, грубы, знают это, не могут удержаться и всё делаются несчастнее и несчастнее. – Князь Андрей говорил это с таким увлечением, что Пьер невольно подумал о том, что мысли эти наведены были Андрею его отцом. Он ничего не отвечал ему.