Граффан, Морис

Морис Граффан
Личная информация
Гражданство	Франция Франция
Специализация	байдарка, спринт
Дата рождения	22 октября 1924(1924-10-22) (99 лет)
Место рождения	Париж, Франция
Награды и медали Чемпионаты мира Бронза Макон 1954 К-4 1000 м

Мори́с Жорж Граффа́н (фр. Maurice Georges Graffen; 22 октября 1924, Париж) — французский гребец-байдарочник, выступал за сборную Франции в конце 1940-х — середине 1950-х годов. Участник трёх летних Олимпийских игр, бронзовый призёр чемпионата мира, многократный победитель и призёр регат национального значения.

Биография

Морис Граффан родился 22 октября 1924 года в Париже.

Первого серьёзного успеха на взрослом международном уровне добился в возрасте двадцати трёх лет в сезоне 1948 года, когда попал в основной состав французской национальной сборной и благодаря череде удачных выступлений удостоился права защищать честь страны на летних Олимпийских играх в Лондоне. Стартовал здесь вместе с напарником Ришаром Флешем в зачёте двухместных байдарок на дистанции 10000 метров — в заезде пятнадцати экипажей занял в итоге лишь двенадцатое место, отстав от победившего шведского экипажа более чем на четыре минуты.

Будучи одним из лидеров гребной команды Франции, Граффан благополучно прошёл отбор на Олимпийские игры 1952 года в Хельсинки — в паре с новым напарником Марселем Рено выступал на сей раз в километровой дисциплине двоек — квалифицировался с третьего места на предварительном этапе, однако в решающем финальном заезде финишировал лишь шестым — ставшие чемпионами финны Курт Вирес и Юрьё Хиетанен оторвались на четыре секунды и установили олимпийский рекорд в этой дисциплине.

В 1954 году Граффан побывал на домашнем чемпионате мира в городе Макон, откуда привёз награду бронзового достоинства, выигранную на тысяче метрах в четвёрках совместно с Луи Гантуа, Марселем Рено и Робером Энтериком. Позже в 1956 году отправился представлять страну на Олимпийских играх в Мельбурне — в итоге вместе с напарником Мишелем Мейером занял пятое место на километровой дистанции и девятое место на десятикилометровой дистанции. Вскоре по окончании этих соревнований он принял решение завершить карьеру профессионального спортсмена, уступив место в сборной молодым французским гребцам.

Ссылки

• [www.sports-reference.com/olympics/athletes/gr/maurice-graffen-1.html Морис Граффан] — олимпийская статистика на сайте Sports-Reference.com (англ.)
• [www.canoeresults.eu/medals?year=&name=Graffen+Maurice Морис Граффан] — медали на крупнейших международных соревнованиях
• [web.archive.org/web/20100105013709/www.canoeicf.com/site/canoeint/if/downloads/result/Pages%201-41%20from%20Medal%20Winners%20ICF%20updated%202007-2.pdf?MenuID=Results%2F1107%2F0%2CMedal_winners_since_1936%2F1510%2F0 Списки чемпионов и призёров по гребле на байдарках и каноэ (1936—2007)]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Граффан, Морис

– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
– Князя Василия. Он был очень мил. Сейчас на всё согласился, доложил государю, – говорила княгиня Анна Михайловна с восторгом, совершенно забыв всё унижение, через которое она прошла для достижения своей цели.
– Что он постарел, князь Василий? – спросила графиня. – Я его не видала с наших театров у Румянцевых. И думаю, забыл про меня. Il me faisait la cour, [Он за мной волочился,] – вспомнила графиня с улыбкой.
– Всё такой же, – отвечала Анна Михайловна, – любезен, рассыпается. Les grandeurs ne lui ont pas touriene la tete du tout. [Высокое положение не вскружило ему головы нисколько.] «Я жалею, что слишком мало могу вам сделать, милая княгиня, – он мне говорит, – приказывайте». Нет, он славный человек и родной прекрасный. Но ты знаешь, Nathalieie, мою любовь к сыну. Я не знаю, чего я не сделала бы для его счастья. А обстоятельства мои до того дурны, – продолжала Анна Михайловна с грустью и понижая голос, – до того дурны, что я теперь в самом ужасном положении. Мой несчастный процесс съедает всё, что я имею, и не подвигается. У меня нет, можешь себе представить, a la lettre [буквально] нет гривенника денег, и я не знаю, на что обмундировать Бориса. – Она вынула платок и заплакала. – Мне нужно пятьсот рублей, а у меня одна двадцатипятирублевая бумажка. Я в таком положении… Одна моя надежда теперь на графа Кирилла Владимировича Безухова. Ежели он не захочет поддержать своего крестника, – ведь он крестил Борю, – и назначить ему что нибудь на содержание, то все мои хлопоты пропадут: мне не на что будет обмундировать его.