Гребе, Карл

Карл Гребе

Карл Гре́бе (нем. Carl Graebe; 24 февраля 1841, Франкфурт-на-Майне — 19 января 1927, там же) — немецкий химик-органик.

Учился в технической школе во Франкфурте, Технологическом институте Карлсруэ и в Гейдельберге. Позже работал в химической компании Meister Lucius und Brüning, где контролировал производство фуксина и исследовал фиолетовые красители, изготовляемые из йода. Работа с иодом привела к возникновению у него глазной болезни, ввиду чего он вернулся в академические круги.

Под руководством Роберта Вильгельма Бунзена получил докторскую степень в Гейдельбергском университете в 1862 году. В 1868 году он габилитировался и стал профессором в Лейпциге. В 1870 году был назначен профессором Кёнигсбергского университета. В 1878 году получил ту же должность в Женевском университете, где работал до 1906 года.

В 1869 году синтезировал совместно с Карлом Либерманом ализарин, что позволило перейти к промышленному производству красителей на его основе и привело к прекращению выращивания марены. В 1870—1873 годах синтезировал и исследовал вещества фенантрен, карбазол и акридин, выделенные им из каменноугольной смолы. В 1920 году опубликовал обширное сочинение по истории органической химии в 1770—1880 годах, продолженное П. Вальденом.

Ссылки

• Гребе Карл — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Гребе, Карл

Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.