Греческое государство
| Греческое государство | |||||||||
| греч. Ελληνική Πολιτεία | |||||||||
| Коллаборационистское правительство | |||||||||
| |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| |||||||||
 Территория Греции, поделённая на 3 оккупационные зоны | |||||||||
| Столица | Афины | ||||||||
| Язык(и) | греческий | ||||||||
| Денежная единица | Греческая драхма | ||||||||
| Форма правления | марионеточное правительство | ||||||||
| Полномочный представитель Рейха | |||||||||
| - 1941—1943 | Гюнтер Альтербунг | ||||||||
| - 1943—1944 | Германн Нойбахер | ||||||||
| Премьер-министр | |||||||||
| - 1941—1942 | Георгиос Цолакоглу | ||||||||
| - 1942—1943 | Константинос Логофетопулос | ||||||||
| - 1943—1944 | Иоаннис Раллис | ||||||||
Греческое государство или Эллиническая Полития (греч. Ελληνική Πολιτεία) — марионеточное государство, существовавшее в период 1941—1944 годов во время Второй мировой войны и подчинявшееся Третьему рейху. Появилось официально в 1941 году после полной оккупации Греции, было уничтожено в 1944 году после освобождения Греции.
История
После завершения операции «Марита» Греция была полностью оккупирована немецкими, итальянскими и болгарскими войсками, а король Георг II вынужден был бежать за границу. Греческий генерал Георгиос Цолакоглу был назначен премьер-министром греческого правительства 30 апреля 1941 года, а возглавил страну полномочный представитель Рейха Гюнтер Альтербунг.
Цолакоглу во время исполнения своих служебных обязанностей пресекал любые антинемецкие восстания и попытки восстановить монархию. В этом ему помогали немецкие гарнизоны, остававшиеся в Греции. Однако это приводило только к ухудшению общего состояния экономики Греции и росту недовольства граждан. Полностью была разрушена инфраструктура, все припасы конфисковывались у населения и отправлялись войскам. Более того, большую часть доходов греческое правительство передавало немцам, снабжая их как припасами, так и финансами. Эта политика привела к голоду зимой 1941—1942 годов, во время которого умерли более 300 тысяч человек.
Несмотря на требования отставки Цолакоглу, тот отказывался уходить со своего поста. Более 80 тысяч человек были угнаны на работу в Германию во время правления Цолакоглу, а те, кто отказывался покидать страну, уничтожались физически. В конце концов, вместо генерала Цолакоглу 17 ноября 1942 года был назначен Константинос Логофетопулос. Он объявил о том, что на принудительные работы в Германию было отправлено более 80 тысяч человек, что вызвало массовое возмущение граждан. Также Логофетопулос протестовал против конфискации припасов и требовал снизить долю поставок товаров в Германию. Это привело к тому, что и Логофетопулос 6 апреля 1943 года был отправлен в отставку.
После отставки Логофетопулоса итальянская администрация на оккупированных территориях Греции попросила немцев назначить премьер-министром Сотириоса Гоцаманиса, однако правительство возглавил бывший монархист Иоаннис Раллис. Раллис создал Батальоны безопасности, которые совместно с силами СС подавляли мятежи и партизанские восстания. Несмотря на эти жёсткие меры, движение Сопротивления не распалось. В октябре 1944 года английские войска высадились в Греции, почти полностью освобождённой Народно-освободительной армией Греции. Цолакоглу, Логофетопулос и Раллис были арестованы и позднее осуждены. Британское вмешательство и поддержка коллаборационистов вскоре привели к Гражданской войне.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 19 июня 2016 года. |
Напишите отзыв о статье "Греческое государство"
Отрывок, характеризующий Греческое государство
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
