Гёйджаев, Сирадж Гёйджай оглы
| Сирадж Гёйджай оглы Гёйджаев | |||
| азерб. Sirac Göycə oğlu Göycəyev | |||
| Дата рождения: | |||
|---|---|---|---|
| Место рождения: |
село Биджов, Шемахинский уезд, Бакинская губерния, Российская империя | ||
| Гражданство: | |||
| Дата смерти: |
неизвестно | ||
| Награды и премии: |
| ||
Сирадж Гёйджай оглы Гёйджаев (азерб. Sirac Göycə oğlu Göycəyev; 1897, Шемахинский уезд — дата и место смерти неизвестны) — бригадир колхоза имени Азизбекова Ахсуинского района Азербайджанской ССР. Герой Социалистического Труда (1948).
Биография
Сирадж Гёйджаев родился в 1897 году в селе Биджов Шемахинского уезда Бакинской губернии (ныне Биджо Ахсуйского района Азербайджана).
Воевал на Великой Отечественной Войне, после демобилизации в 1945 начал трудовую деятельность.
В 1945 году начал трудовую деятельность рядовым рабочим на колхозе имени Азизбекова, позже бригадир на этом же колхозе[1].
В 1947 году показал высокие трудовые результаты, собрав большой урожай пшеницы.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 марта 1948 года за получение высоких урожаев пшеницы Сираджу Гёйджай оглы Гёйджаеву присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением ордена Ленина и золотой медали «Серп и Молот»[2].
Напишите отзыв о статье "Гёйджаев, Сирадж Гёйджай оглы"
Примечания
- ↑ Музалевский М. В. Герои Социалистического Труда. Биобиблиографический словарь. — М.: РИЦ «Кавалер», 2008. — Т. 2. — 200 с.
- ↑ Указ Президиума Верховного Совета СССР «О присвоении звания Героя Социалистического Труда передовикам сельского хозяйства Азербайджанской ССР» от 10 марта 1948 года // Ведомости Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик. — № 11 (510). — 21.03.1948.
Отрывок, характеризующий Гёйджаев, Сирадж Гёйджай оглы
Все обратили внимание на зарево.– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.
Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
