Давыдов, Сергей Давыдович

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Сергей Давыдович Давыдов
Дата рождения:	22 марта 1928(1928-03-22)
Место рождения:	Шебалино, Ойротская автономная область, Сибирский край, РСФСР, СССР
Дата смерти:	27 декабря 2001(2001-12-27) (73 года)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Россия
Род деятельности:	поэт, прозаик, сценарист, переводчик
Жанр:	стихотворение, рассказ, повесть
Язык произведений:	русский

Сергей Давыдович Давыдов (22 марта 1928, с. Шебалино, Ойротская автономная область — 27 декабря 2001, Санкт-Петербург) — советский и российский поэт, прозаик, переводчик и сценарист.

Биография

Родился в семье служащих, вскоре переехавшей с Алтая в Ленинград. Окончил полковую школу в звании младшего сержанта. Участник Великой Отечественной войны. Участвовал в боях в Белоруссии, Прибалтике. Считается «самым младшим из поэтов фронтового поколения». После войны Давыдов работал токарем на ленинградском заводе «Севкабель». В литературу на первых порах входил в качестве «рабочего-поэта». С 1958 г. вёл жизнь профессионального литератора, много ездил по стране, с успехом выступая в различных аудиториях, бывал за рубежом.

Творчество

Писал путевые циклы и отдельные стихотворения: «Казахский мотив» (Бухтарма, 1962), «Кавказский мотив», «Скандинавский мотив», «В Лейпциге», «Солнце в Байкале», поэма «Встреча в Тобольске» и т. д. Некоторая репортажность этих произведений, непритязательность формы во многом скрашиваются житейской достоверностью, естественностью интонаций, нередко юмором. Стихи Давыдова положены на музыку композиторами В. Соловьевым-Седым, Ю. Щекотовым, Н. Червинским, Ю. Балкашиным, И. Цветковым, В. Чистяковым и др. С середины 1960-х публиковал также и прозу. Его повести («Путаный след», «Санаторий доктора Волкова») и рассказы адресованы по преимуществу детям среднего и старшего школьного возраста. Пробовал свои силы в драматургии (одноактная пьеса «Люблю Рябинина». М.: ВААП-ИНФОРМ, 1982), написал совместно с О. Шестинским и Г.Казанским сценарий художественного фильма «Ижорский батальон» (1972). В разные годы переводил стихи друзей — поэтов бывшего СССР. Его переводы носят по преимуществу вольный характер и входят в книги в общем ряду с оригинальными стихами, с подзаголовками-ремарками: «Из А. Иммерманиса» (Латвия), «Из М. Квливидзе» (Грузия), «Из О. Султанова» (Киргизия) и т. д.

Избранные сочинения

• Приди к огню: стихи. М.; Л., 1964;
• Путаный след: повесть. Л., 1966;
• Набережная: стихи. Л., 1968;
• Путаный след: повести и рассказы. П., 1970;
• Встречный взгляд: стихи. Л., 1973;
• Санаторий доктора Волкова: повесть. Л., 1976;
• Стихотворения. Л., 1975;
• Рождение весны: стихи. Л., 1978;
• Запах снега: стихи. Л., 1979;
• Музыка света: стихи. Л., 1979;
• Ленинградец душой и родом: стих. Л., 1984;
• Путаный след. Санаторий доктора Волкова: повести. Л., 1985;
• Стихотворения. Л., 1986;
• С жизнью наедине: стихотворения. Л., 1988;
• Суровый праздник!: стихи. Л., 1989;
• Эпиграммы. СПб. Т.1. 1997; Т.2. 1997; Т.3. 1998;
• Давно не любил я блондинок: эпиграммы. СПб., 1999.

Отрывок, характеризующий Давыдов, Сергей Давыдович

– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.