Дворцовый переворот 1725 года

Дворцовый переворот 1725 года (возведение на престол Екатерины I) — бескровный дворцовый переворот, в результате которого при отсутствии чётко выраженного завещания Петра Первого была возведена на престол его вторая супруга Екатерина I.

Предыстория, предпосылки

Историк Василий Осипович Ключевский назвал период в истории Российской империи с 1725 года по 1762 год (восшествия на престол Екатерины II) «эпохой дворцовых переворотов» в связи с регулярным насильственным вмешательством в процесс передачи власти (путём применения силы или психологического воздействия, угрозы, шантажа). Возведение на престол Екатерины Первой партией Меншикова при участии гвардейских полков стало первым случаем дворцового переворота в истории России XVIII столетия. Предпосылкой для начала эпохи дворцовых переворотов и для провозглашения Екатерины императрицей в частности стало то, что в 1722 году Пётр I изменил действовавший веками порядок престолонаследия по завещанию или путём соборного назначения, легализовав личную волю императора, который сам назначал будущего наследника российского престола. Тем не менее, Пётр Первый не успел назначить преемника (так или иначе, существование его полноценного завещания до сих не подтверждено объективными историческими фактами). В связи с этим после смерти Петра Великого между собой столкнулись две противоборствующие политические силы: родовая знать (к которым относились старинные дворянские (боярские) роды Голициных и Долгоруких) и молодых чиновников, которые делали ставку на супругу Петра Екатерину. Впоследствии именно вторую партию поддержали дворянские гвардейские полки, благодаря которым партии Меншикова в итоге удалось одержать победу.

Возможные претенденты на престол

Сразу же после смерти Петра Первого начался династический кризис, и самые влиятельные российские вельможи — Меншиков и Андрей Иванович Остерман, фактический руководитель внешней политики Российской империи, намеревались возвести на престол Екатерину Алексеевну, в то время как вторая партия, «голштинцы», возглавляемые Карлом Фридрихом Голштейн-Готторпским, герцогом Голштинским и супругом Анны Петровны, хотели видеть на престоле Петра Алексеевича, внука Петра Первого. Известно, что во время торжества 23 декабря 1721 года Екатерина была признана императрицей России Сенатом и Синодом, а Пётр собственноручно возложил на её голову корону, которая, по отзывам современников, выглядела роскошнее, чем корона царя. По распространённой версии, Пётр собирался сделать Екатерину своей официальной преемницей, но вскоре выяснилось, что Екатерина вступила в любовную связь с Виллемом Монсом, которого Пётр впоследствии приказал казнить, а его отношения с супругой ухудшились. Считается, что измена любимой жены серьёзно подорвала здоровье государя.

На престол в 1725 году мог претендовать малолетний внук императора, Пётр Алексеевич (будущий Пётр II), который являлся кровным наследником (сыном царевича Алексея), что подкрепляло его позиции, потому что Екатерина Алексеевна не происходила из рода Романовых. Также в числе престолонаследниц входила дочь Елизавета и племянницы Петра, дочери его брата Ивана V.

Переворот, восшествие Екатерины

25 — 26 января 1725 года по решению Меншикова было созвано особое совещание, в котором принимали участие сенаторы, члены Синода и представители военной элиты (чиновники, принадлежащие к четырём первым классам табели о рангах), которые пытались решить спор о престолонаследии. Представители старинных дворянских фамилий, такие, как князья Голицыны, Репнины, Долгоруковы выступали за внука Петра I как прямого наследника мужского пола, в то время как военачальник времён Северной войны Пётр Матвеевич Апраксин, Александр Данилович Меншиков и дипломат Пётр Андреевич Толстой выступали за провозглашение императрицей Екатерины Алексеевны. В разгар совещания в зал ворвались гвардейцы, которые в ультимативной форме потребовали возведения на престол Екатерины. Перед дворцом на площади два гвардейских полка выстроились под ружьё, демонстрируя угрозу применения силы в случае, если Екатерине Алексеевне будет отказано в праве вступить на престол. Поддержка будущей императрице была выражена громким барабанным боем. Таким образом, представители Преображенского и Семёновского полков в первый раз решили судьбу престолонаследия. В итоге спор прекратился, и Екатерина была признана императрицей, а Пётр Алексеевич стал официальным наследником, что могло быть расценено противоборствующими сторонами как компромиссное решение. Екатерина основательница дворовых переворотов,первая и последняя императрица,которая смогла свергнуть старую власть без помощи народа.

Отрывок, характеризующий Дворцовый переворот 1725 года

Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.
– Ваше сиятельство, лёгко как! – сказал он, почтительно улыбаясь.
– Что!
– Лёгко, ваше сиятельство.
«Что он говорит?» подумал князь Андрей. «Да, об весне верно, подумал он, оглядываясь по сторонам. И то зелено всё уже… как скоро! И береза, и черемуха, и ольха уж начинает… А дуб и не заметно. Да, вот он, дуб».
На краю дороги стоял дуб. Вероятно в десять раз старше берез, составлявших лес, он был в десять раз толще и в два раза выше каждой березы. Это был огромный в два обхвата дуб с обломанными, давно видно, суками и с обломанной корой, заросшей старыми болячками. С огромными своими неуклюжими, несимметрично растопыренными, корявыми руками и пальцами, он старым, сердитым и презрительным уродом стоял между улыбающимися березами. Только он один не хотел подчиняться обаянию весны и не хотел видеть ни весны, ни солнца.