День памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах

День памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах ежегодно отмечается 26 апреля в память о событиях 26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС.

В этот день на Чернобыльской атомной электростанции произошла крупнейшая в мире техногенная катастрофа. Было выброшено в атмосферу около 190 тонн радиоактивных веществ. Опасные радиоактивные вещества выделялись в окружающую среду из-за пожара, длившегося почти две недели. Население Чернобыля подверглось облучению в 90 раз большему, чем население Хиросимы после взрыва атомной бомбы.

Последствия

Была загрязнена территория площадью 160 000 квадратных километров — северная часть Украины, запад России и Белоруссия. Около 400 тысяч человек были эвакуированы из зоны бедствия.

В России больше других от радиоактивного загрязнения пострадала Брянская область. Чуть меньше беда коснулась Тульской, Калужской, Орловской областей.

Масштабы катастрофы могли стать намного большими, если бы не мужество и самоотверженность участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Рискуя жизнью, здоровьем они защитили людей от пагубного воздействия и дальнейшего распространения радиации.

Мировая реакция

Некоторые государства после аварии на ЧАЭС отказались от разработок в области атомной энергетики. Проверки на безопасность АЭС стали более тщательными. Электростанции, отработавшие свой срок, закрывают. ЕС принял меры к закрытию Игналинской АЭС в Литве. В будущем там будет построена другая атомная электростанция.

См. также

• День чествования участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС — памятная дата на Украине.
• Чернобыльская авария
• Чернобыльский форум

Ссылки

• [www.souzchernobyl.ru/ Общероссийский Союз Общественных Объединений Союз «Чернобыль» России ]
• [bluesbag6.narod.ru/ Чернобыль: события и уроки!]

Отрывок, характеризующий День памяти погибших в радиационных авариях и катастрофах

На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.