Джимара (село)
| Село
Джимара
Показать/скрыть карты
|
Джимара (осет. Джимара) — село в Пригородном районе республики Северная Осетия. Входит в состав Даргавского сельского поселения.
Географическое положение
Расположено на левом берегу реки Мидаграбиндон, к юго-западу от села Даргавс.
Население
| Численность населения |
|---|
| 2010[1] |
| 34 |
История
Предположительно, Джимара относится к числу аулов тагаурцев (средневековое общество восточных осетин) основанных еще в домонгольскую эпоху. Археологическими исследования Л. П. Семенова в 1925 году были охвачены погребения включенные в могильник, расположенный на склонах горы, возвышающейся над аулом.[2] Типологическая датировка склеповых сооружений[3] показывает, что они образуют непрерывную линию развития. Наиболее древние подземные склепы относятся к аланскому периоду и датируются V–IX вв. н. э., более поздние – полуподземные – IX–XIV векам, а надземные – XIV–XVIII векам.[4]
Село под именем "Берозов кабак"[2] упоминаются в «Статейном списке 1604—1605 гг. русских послов в Грузию Михаила Татищева и дьяка Андрея Иванова», где останавливались грузинский «архиепископ и царевыближние люди». 4 августа 1604 г. послы писали царю России: «В Берозове кабаке встретили нас, холопий твоих, Аристовой матери дворецкий да с ним два азнаура». Поскольку послы сообщили об «Аристова князя приказчике Берозове», видимо Берозовы в то время были приближенными Ксанского эристава из аланского княжеского рода Сидамонта.[5]
В Джимаре проживали Берозовы, Варзиевы, Дзанаговы, Каллаговы, Цораевы и др., вскго к 1780 году здесь насчитывалось 60 дворов. По преданию, Боцоевы (7 дворов) занимали верхний квартал села, Берозовы (13 дворов) — нижний. Берозовы имели 7 башен по названию их владельцев: Амуаты мæсыг, Быдарты мæсыг, Дударыхъхъы мæсыг, Газалыхъойы мæсыг, Мæцыхъойы мæсыг, Джитаты мæсыг, Мæрсагаты мæсыг. У Боцоевых было три башни: Джпдаты мæсыг, Быдарты мæсыг и Хостыхъуаты мæсыг и трехэтажные дома-крепости (гæнах). Мастерами-строителями этих сооружений называют братьев Гудиевых из села Абана, причем один из них строил башни, другой — гæнахи. На сегодняшний день наиболее сохранились башни Каллаговых, Дзанаговых и Варзиевых.[4]
Напишите отзыв о статье "Джимара (село)"
Литература
- Гутнов Ф. Х. Века и люди (Из истории осетинских сел и фамилий) Выпуск 2, Владикавказ, 2004 год.
- Кабардино-русские отношения в XVI—XVIII вв. Москва, 1957 год, том 1.
- Ф. Х. Гутнов Ксанские и Арагвинские Эриставы, Дарьял No. 3, 2001 год.
Примечания
- ↑ 1 2 osetstat.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_ts/osetstat/resources/9c255c004f0a3da4b34bb322524f7e0f/Численность+населения+гор.+округов%2C+мун.+районов%2C+гор.+и+сел.+поселений+и+населенных+пунктов.xls Итоги Всероссийская перепись населения 2010 года по РСО-Алания. Численность населения городских округов, муниципальных районов, городских и селельских поселений и населённых пунктов
- ↑ 1 2 Гутнов, 2001.
- ↑ Кокиев Г. А. Могильные сооружения в Осетии. — Ученые записки Института этнических и национальных культур народов Востока. М., 1930. Т. I, с. 240.
- ↑ 1 2 Э.Агаева Архитектурные тайны селения Джимара «Северная Осетия», 24.08.2015.
- ↑ Гутнов, 2004.
|
Это заготовка статьи по географии Северной Осетии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Джимара (село)
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
Когда ему предлагали служить или когда обсуждали какие нибудь общие, государственные дела и войну, предполагая, что от такого или такого исхода такого то события зависит счастие всех людей, он слушал с кроткой соболезнующею улыбкой и удивлял говоривших с ним людей своими странными замечаниями. Но как те люди, которые казались Пьеру понимающими настоящий смысл жизни, то есть его чувство, так и те несчастные, которые, очевидно, не понимали этого, – все люди в этот период времени представлялись ему в таком ярком свете сиявшего в нем чувства, что без малейшего усилия, он сразу, встречаясь с каким бы то ни было человеком, видел в нем все, что было хорошего и достойного любви.
