Дидкот
| Город
Дидкот
Didcot
Показать/скрыть карты
|
Дидкот (англ. Didcot) — город в Великобритании.
География
Город Дидкот расположен в юго-восточной части Англии, на юге графства Оксфордшир. в 16 километрах южнее Оксфорда. До 1974 года он входил в графство Беркшир. Население города составляет 22 тысячи человек.
Экономика
В 1882 году, после строительства железных дорог, соединявших порты южной, восточной и западной Англии, Дидкот становится важным железнодорожным узлом, соединявшим Лондон, Бристоль и Оксфорд с Саутгемптоном. Во время Второй мировой войны в 1942—1943 годах мощности этих железных дорог, сообразуясь с потребностями того времени, были ещё более увеличены. В 1966 году линия на Сауптгемптон была закрыта.
В настоящее время Дидкот знаменит в первую очередь благодаря находящейся близ него крупной ТЭЦ (Didcot Powerstation). Станция, имеющая 2 блока с 6 охлаждающими башнями в 2003 году была поставлена читателями газеты Country Life на третье место из 10 в ряду наиболее загрязняющих окружающую среду объектов в Великобритании. Станция, работающая на каменном угле и природном газе и биогазе, неоднократно собирала под своими стенами митинги протестующих из «зелёных» партий и организаций.
Напишите отзыв о статье "Дидкот"
Отрывок, характеризующий Дидкот
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
