Диллон, Мария Львовна

Мария Львовна Диллон

Мари́я (Ми́на) Льво́вна Диллон (15 (27) октября 1858, Поневеж, Ковенская губерния — 14 октября 1932, Ленинград) — первая в России женщина — профессиональный скульптор.

Биография

Родилась в семье еврея-откупщика в Ковенской губернии. В ранней молодости она была привезена в Санкт-Петербург, и тут, под влиянием впечатления от первых успехов Антокольского, родные обратили внимание на её страсть лепить.

В 1879 году Диллон поступила в Академию художеств, которую она окончила со званием классного художника в 1888 году. С тех пор она почти без перерыва принимала участие в ежегодных академических выставках в Петербурге, выставляясь иногда и за границей. Из её академических работ выделяются небольшая фигурка «Вестник Марафонской победы» и статуя «Андромеда». Выработав изящную технику и основательную анатомию, Диллон специализировалась частью на нагих женских фигурах («Невольница», «Нега», «Мак», «Сомнамбула» и другие), частью на миловидных женских и детских головках, идеализированных и портретных. Кульминацией первого типа её творчества явилась исполненная в 1899 году скульптурная декорация дома Кельха в Петербурге, состоящая из трёх мраморных фигур на лестнице и монументального декоративного камина в зале («Пробуждение весны»). Из головок её наибольшую популярность приобрела «Лилия». Хороши и её драпированные фигуры «Татьяна», «Офелия», «Эстеральда», «Капризница», «За чтением» и прочие. Впрочем, и считающиеся обыкновенно более серьёзными задачи были с успехом исполнены ею: бюст-памятник математика Н. И. Лобачевского (в Казани), такой же памятник императору Александру II (в Чернигове), надгробные памятники министру путей сообщения Гюббенету, профессору Премацци, профессору де ла Фоссу, писателю Данилевскому и, наконец, композитору Аренскому. Широкое распространение во всевозможных изображениях у нас и за границей получила большая группа Диллон «На Дальнем Востоке» — молоденькая сестра милосердия читает раненому солдату письмо с родины; этой работой Диллон заслужила в 1905 году первую юбилейную премию в 2000 рублей на конкурсе Императорского общества поощрения художеств. Другую премию она получила за модели двух медалей в память 200-летия Петербурга.

Диллон обладала талантом без широкого захвата, но вполне гармоничным в самом себе, выполнявшем отмежеванную себе собственную область. Её работы производят своё впечатление именно инстинктивным соответствием между задачами и силами, которого художник сумела достигнуть.

Муж — художник Ф. Ф. Бухгольц (1857—1942).

Похоронена на Смоленском лютеранском кладбище.

Ссылки

• s:ЕЭБЕ/Диллон, Мария Львовна // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• Диллон, Мария Львовна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [funeral-spb.ru/necropols/smolenskoel/dillon/ Биография и фото могилы] на сайте Петербургских захоронений

Отрывок, характеризующий Диллон, Мария Львовна

– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого