Дневники вампира

«Дневники вампира» (англ. The Vampire Diaries) — серия книг, написанная Лизой Джейн Смит в стиле мистики, фэнтези и фантастики. Эта история о девушке Елене Гилберт, за любовь которой сражаются два брата-вампира. Изначально была опубликована трилогия «Пробуждение», «Голод» и «Ярость» (1991), но давление читателей заставило Смит написать четвёртый том, «Тёмный альянс» (1992). В 1998 году Смит заявила о новой побочной трилогии, названной «Дневники вампира: Возвращение», продолжая серию с Дэймоном в качестве главного героя. Первая часть трилогии, «Возвращение: Наступление ночи», была выпущена 10 февраля 2009 года. Вторая книга, «Возвращение: Тень души» вышла 16 мая 2010 года. И заключительная часть трилогии «Возвращение: Полночь» была представлена публике 15 марта 2011 года.

Также, вышла в свет приквел-гексалогия «Дневники Стефана», написанная Кевином Уильямсом и Джули Плек по мотивам книг Лизы Джейн Смит — подсерия, где рассказывается предыстория событий, описанных в телесериале (за основу сюжета взят исключительно телесериал «Дневники вампира»).

Роман «Дневники вампира» был адаптирован в телесериал, премьера которого состоялась 10 сентября 2009 года на американском телеканале CW.

Жанр: драма, фэнтези, мистика, ужасы, триллер, телесериал.

Книги

Следует заметить, что после того, как были написаны первые 7 книг, автор продала права на книги издательству.

Первая книга «Пробуждение»

Действие книги происходит в США на территории штата Вирджиния, в небольшом вымышленном городе Феллс-Черч. Старшекурсница Елена Гилберт, одна из самых красивых и популярных девушек в школе, несмотря на личную трагедию — смерть родителей в автокатастрофе, желает быть лучшей во всём.

В один момент она встречает нового красивого студента, Стефана Сальваторе, в результате чего исполняется решимостью построить с ним свои отношения.

Затем Стефан спасает Елену от жестокого поклонника, одноклассника Тайлера Смоллвуда. Она понимает, что Стефан может ответить взаимностью на её любовь.

Но Елена узнает его ужасную тайну. Стефан — вампир. Но он не тот, кто совершает убийства. (Вскоре любовь Елены и Стефана сталкивается с большой угрозой: каждый думает, что Стефан совершил преступление). Виновником всего этого является дьявольский брат Стефана, Дэймон Сальваторе, который живёт, чтобы сеять страдания в жизни Стефана.

Дэймон и Стефан родились в конце 15-го столетия, во Флоренции, в эпоху Ренессанса, в семье состоятельного итальянского графа Джузеппе де Сальваторе. Два брата были превращены в вампиров красивой кокетливой леди, дочерью немецкого барона — Катериной фон Шварцшильд, которую они оба любили. Катерина покончила с собой, когда братья отказались помириться друг с другом.

Изначально Стефан избегал Елену, потому что она — точная копия Катерины. По той же причине Дэймон собирается преследовать Елену. Методы обольщения Дэймона достаточно романтичны: он следует за ней вокруг в виде волшебного ворона, вторгается в её сны. Но, несмотря на это, Елена отклоняет все его ухаживания и остаётся верной Стефану, но потом принимает его, и начинает строить отношения.

Отказ Елены злит Дэймона. В припадке ярости он вызывает Стефана на бой.

Впоследствии, Стефан исчезает. Горожане Феллс-Черч считают, что исчезновение Стефана связано с нападениями диких животных на город. Тем не менее, Елена уверена, что она знает далеко не всё о произошедшем. Она считает, что Дэймон несёт ответственность за исчезновение Стефана, и знает, что Стефан находится в серьёзной опасности. Когда Елена в этом убеждается, она идёт на кладбище, чтобы найти Дэймона.

Вторая книга «Голод»

Во время исчезновения Стефана Елена противостоит Деймону. Но, так как Елена твёрдо стоит на отказе от романтических отношений с Деймоном, он отказывается помочь ей найти Стефана. Елена вынуждена обратиться к своим лучшим подругам: Бонни Маккаллог и Мередит Салез. Бонни, которая является ведьмой, использует свою магию. Вскоре после этого Кэролайн Форбс (бывшая подруга Елены, а ныне её враг) украла дневник Елены, в котором находились записи, которые никто не должен был прочитать. Она хотела отомстить Елене и Стефану, прочитав его перед всем городом. Деймон украл у Кэролайн дневник для Елены. Деймон самодовольно принимает благодарность Елены, но его удовлетворение быстро превращается в восторг, когда Елена, столкнувшись с реакцией близких и друзей, выходит из себя. Сердитая, она едет к Стефану. Когда Елена, наконец, приезжает, Стефана нет дома. Она считает, что это Деймон, и он сможет понести ответственность за свои поступки. Но происходит что-то странное с погодой. Воздух пропитан злостью и жесткостью, словно что-то или кто-то хочет смерти Елены. Она чувствует, что за ней наблюдают в темноте. Она садится в машину и пытается пересечь поток воды, думая, что это оградит её от опасности. Затем мост рушится и погружается в воду. Елена тонет в машине.

Третья книга «Ярость»

Елена очнулась, наблюдая, как Стефан и Деймон бьются на смерть. Сначала она не признаёт братьев из-за своего запутанного состояния: недавно погибнув, она воскрешается в качестве вампира, но мерцания в памяти дают ей понять, кого она действительно любит, и что он нуждается в её помощи. Она имеет в виду Стефана, которого страстно любила в течение первых двух томов, но вместо этого Елена нападает на него, и полностью намеревается убить Стефана за оскорбление Деймона. Стефан, узнав Елену, не сопротивляется и позволяет ей неловко и жёстко укусить себя. Деймон, в конечном итоге, даёт команду, чтобы она остановилась и берёт её с собой в поисках человеческой крови. Стефан вмешивается, понимая, к чему может привести большое количество трупов, однако он понимает, что Елена должна пить кровь человека, чтобы завершить своё превращение в вампира, иначе она умрёт. Друг Елены Мэтт Ханникат оплакивает гибель девушки. Стефан объясняет Мэтту, что случилось с Еленой и убеждает его дать ей своей крови, чтобы её превращение закончилось.

Впоследствии Деймон прячет Елену на чердаке у школьного учителя истории Аларика Зальцмана, где она приходит в себя и осознаёт всё, что произошло. Она глубоко расстроена, что напала на Стефана. Тайком выбравшись из дома Аларика, на своём пути она подслушивает разговор, в котором узнаёт много нового об учителе истории. Прогуливаясь, и стараясь осознать всю новую информацию, Елена видит свою собственную панихиду. В бедственном положении она замечает, что Стефан и Деймон наблюдают за ней. Стефан чувствует облегчение, когда Елена вспоминает их любовь, и Деймон впадает в ярость.

Но троицу отвлекает странное поведение большой стаи собак города. Все собаки сидели, как будто ожидая команды, пока владелец одной из собак пытался подойти к ней, но свора внезапно обрушилась на него, и его жизнь была спасена лишь вмешательством Стефана.

Более странные события выясняются позже тремя вампирами с помощью Бонни, Мередит, Мэтт и Аларика, которые указывают на то, что происшествие с мостом было задумано специально для близких Елены. Катрина фон Шварцшильд, вампирша, которая обратила Деймона и Стефана, подделала собственную смерть около 450 лет назад, в тщетной попытке сблизить братьев, чтобы они могли быть её вечными спутниками. Её план провалился, и братья, ненавидя друг друга ещё больше чем когда-либо, убили друг друга, но, так как в них была кровь Катрины фон Шварцшильд, они поднялись как вампиры. Катрина приходит в ярость из-за продолжившейся борьбы между братьями, поэтому она бежала к Клаусу, тому самому, который превратил её в вампира на смертном одре. По его учению Катриной фон Шварцшильд стала более сильной, но весьма эмоционально неустойчивой. В конце концов Елена забывает о ненависти к Деймону и считает его не злым, а особенным. Катрина узнала, что Стефан влюбился в Елену. В результате она разрабатывает месть, начиная с систематических пыток Стефана. В конце концов, она получает Деймона, Стефана и Елену и заключает их в подземный склеп, где планирует пытать их и распоряжаться ими всеми. В то время как Катрина обсуждает наиболее предпочтительный порядок и способ их смерти, Елена освобождается и направляет на Катрину лучи солнца, сорвав защищавшее её ожерелье. Елена держит Катрину, пока та разлагается при солнечных лучах, однако сгорели они обе, так как Катрина заранее сняла кольцо Елены. Стефан тянет Елену обратно в тень, но уже слишком поздно. Она умерла на руках Стефана после того, как взяла с него обещание заботиться о Деймоне. Так заканчивается запись в дневнике Бонни, которая признаёт, что Елена не была ни идеальной, ни святой, но она отдала свою жизнь ради спасения города.

Четвёртая книга «Тёмный альянс»

Как медиум, Бонни ощущает Елену в другом мире. Елена сообщает, что над городом и его жителями нависла небывалая опасность. Не зная, что делать, Мередит, Мэтт и Бонни используют заклинание вызова, чтобы призвать Стефана и Деймона.

Этот роман существенно расширяет Бонни и Мередит в качестве героев. Бонни также считает возможным роман с Мэттом. После некоторых исследований в библиотеке, Стефан понимает, что Тайлер Смоллвуд является оборотнем. Они придумывают план и заманивают Тайлера на кладбище. После угроз, Тайлер раскрывает многие сведения об убийце. Они узнают, что вампир Клаус, который превратил Катрину Шварцшильд в вампира, является убийцей, а также что он захватил Кэролайн. Помешанный дед Мередит рассказывает, что единственное, что может ослабить Клауса, это белый ясень. Клаус заключил сделку со Стефаном: «Приходи один, иначе девочка погибнет». Бонни, Мередит и Мэтт пытаются убедить Стефана попить немного человеческой крови, но проигрывают битву, и Стефан находится на грани смерти. Деймон появляется из ниоткуда и доказывает свою лояльность, протыкая колом Клауса. Тем взбесил Клауса, и он напал на Деймона. В отчаянии Бонни призывает Елену. Она появляется, как светящийся туман вместе с духами солдат гражданской войны, которые воевали и погибли в тех местах. Они проклинают Клауса и уносят его с собой. Затем друзья Елены понимают, что она уходит навсегда, и тогда Стефан зовёт её, а Бонни, как медиум, призывает её спуститься на Землю. И Елена возрождается и превращается в живого человека, становится прежней: не как Елена из мира духов, не как красотка Елена-вампир, а обычная, настоящая Елена - с золотисто - белокурыми волосами и фарфоровой кожей.

Пятая книга «Возвращение: Тьма наступает»

События происходят спустя неделю после возвращения Елены, и она уже не просто человек. Обладая божественными силами света, она, по сути, ребёнок, который не может читать, писать или говорить (за исключением ментальных картинок). Её кровь притягивает вампиров и Стефан убежден, что Елена должна для её же безопасности покинуть город. Деймон хочет, чтобы Елена была с ним и стала его Королевой теней. Пользуясь ненавистью Кэролайн к Елене и Стефану, коварная демонесса - кицуне по имени Мисао, в образе своего брата-близнеца Шиничи заставляет Кэролайн (кстати, беременную от Тайлера) подписать с ней контракт и вселяет в её тело малаха - паразита, который, находясь в чужом теле, подчиняется воле внедрившего его китцуне и в определённые моменты управляет разумом того, в чьё тело его вселили. В этот же день Стефан разрешает друзьям Елены увидеться с ней. Поцелуй в губы сердит Кэролайн, и в противостоянии с Еленой она проигрывает. Её просят уйти. По дороге домой Мередит, Бонни и Мэтт врезаются в дерево, которое разрастается. Дэймон спасает полумёртвую Бонни, а Стефан помогает Мэтту и Мередит. Но Елена все-таки становится прежней, не теряя силы. Однажды ночью, пока Дэймон с ревностью наблюдает за летающими влюбленными, к нему приходит Шиничи, и желающий разрушить город Дэймон согласен на сделку, при которой он получает Елену, не подозревая, какая опасность грозит им обоим. По совету Дэймона, Стефан покидает город с обещанием вернуться в него человеком. А малах, подчинив себе Дэймона, подбирается к Елене, желая лишить её не только волшебной силы, но и жизни. В это время Малах распространяется как вирус среди молодых девушек. Для спасения Дэймона, друзей и всего города Елена тратит все оставшиеся силы и выигрывает очередную битву со злом.

Шестая книга «Возвращение: Души Теней»

Раскаивающийся Дэймон, вместе с Еленой и Мэттом следуют за Стэфаном в Тёмное Измерение. Они хотят освободить его из тюрьмы, в которую он попал, желая стать человеком. Мэтт возвращается домой для борьбы со злыми Кицуне, жаждущими разрушить город, и при этом скрывается от полиции (за что можно сказать спасибо Кэролайн). Бонни и Мередит присоединяются к ним, но в этом мире все человеческие существа становятся рабами вампиров и демонов. Все трое вынуждены доверить свои жизни Дэймону, стать его рабами и найти 2 половинки ключа Кицуне для освобождения Стефана. В этот период Елена очень сближается с Дэймоном, и они многократно обмениваются кровью. Освободив Стефана, она дает ему напиться своей крови. При выходе из Темного Измерения, добрая Кицуне дарит Елене букет, с карточкой «Для Стефана». Позже Елена понимает ценность подарка – в нём есть цветок, который может превратить Стефана обратно в человека. Но все планы перечеркнуло любопытство Дэймона – именно он вдыхает аромат цветка и становится человеком. Теперь оба брата безнадежно желают участи друг друга: Деймон хочет вновь стать вампиром, а Стефан – человеком, чтобы жить долго и счастливо с Еленой. А Елене предстоит нелёгкий выбор

Седьмая книга «Возвращение - Полночь»

Дэймон теперь человек. Отчаявшись, он использует звёздный мяч Мисао чтобы снова отрыть врата в Темное Измерение и обращается в вампира при помощи Принцессы Жессалин. Случайно туда же попадает Бонни. Её арестовывают, полагая, что она сбежавшая рабыня и хотят продать на рынке. Шиничи выкупает Бонни, чтобы получить информацию о звёздном шаре Мисао. Тем временем не осталось энергии. Добро победило зло! Но все, особенно Елена, очень тяжело переживают смерть Дэймона. Елена обещает, что никогда не забудет его и их любовь. Однако надежда все же есть. Сэйдж рассказывает друзьям, что может быть Небесный Суд сможет вернуть всем горожанам Феллс Черч прежнюю жизнь. Там обнаруживается, что Елене суждено было стать стражником в Темном Измерении. В день аварии именно Стражников увидела Елена, рассказавшая обо всем отцу. И именно ей суждено было умереть, но она оказалась более сильной, чем они ожидали. Несмотря на это, Небесный Суд согласен повернуть время вспять взамен на все собранные друзьями в разных измерениях богатствах. Они сотрут память людям, Елена вернется домой и не будет помнить о своей смерти, Стефан будет её парнем, Викки, Сью и Мистер Таннер воскреснут. Но, увы, они никак не могут помочь Дэймону. Вне себя от ярости, Елена хочет разрушить все вокруг, но её вовремя останавливает одна из стражей суда. Разозленные наглостью Елены, они лишают её всех сверхъестественных способностей, и возвращают все на свои места. Стефан и Елена сидят в её комнате и вспоминают о Дэймоне. Книга заканчивается на самой маленькой луне в нижнем мире. Дэймон не мертв, он вспоминает о девушке с золотыми волосами и голубыми глазами (Елене) и девушке с темными глазами (Бонни). Если бы он только мог вспомнить кто он, он смог бы воскреснуть…

Восьмая книга «Охотники. Фантом»

Жители Феллс Черч рады, что все вернулось на свои места, но они все ещё скорбят по Дэймону. Елена воссоединятся со своей семьей. Они нанимают Калеба Смоллвуда, двоюродного брата Тайлера, на работу садовником. Тайлер сбежал из дома, и никто не знает о его местонахождении. Мередит обнаруживает, что её брат Кристиан жив и в 18 лет пошёл в армию. Ни он, ни Мередит более не обладают сверхъестественными способностями, а её дедушка умер в доме для престарелых два года назад. Никто не хочет проведать Кэролайн, и все же им интересно, является ли она до сих пор оборотнем или беременна. Когда друзья отправляются встречать Аларика, вернувшегося из Японии, со своей подругой Силией Коннор, на пороге дома Елены появляется роза. Бонни ранится о шип, и капля крови превращается в слово «Силия». На вокзале Силия чуть не умирает от удушья, когда её шарф защемило дверями поезда, но Стефан вовремя её спасает. Лоскутки на земле формируют слово «Мередит». Тем временем на Темной луне Дэймон наконец-то выбирается из груды пепла и медленно пробирается к двери, ведущей обратно в Нижний мир. Его замечает и спасает Сэйдж. Он помогает Дэймону все вспомнить, дает одежду и отправляет обратно в Феллс Черч с помощью Мистического Лифта. С этого момента Дэймон появляется во снах Елены в самых значимых для них местах, таких как спортзал в школе (где они впервые встретились) или на чердаке в доме Аларика (куда он привел её после обращения). Однажды ночью, к большому удивлению Елены, он появляется в её комнате и рассказывает о произошедшем. Оказывается, энергия Звёздного шара Инари сконденсировалась, пролилась дождем и оживила его. Он также просит не говорить никому, что он жив, так как он сам хочет открыть правду, когда придёт время. Позже Елена идет на кладбище, чтобы навестить родителей и там же встречает Калеба, который также потерял родителей. Из ревности Стефан избивает Калеба. Позже он также рассказывает, что он был в доме Смоллвудов и нашёл доказательства того, что Калеб занимался темной магией в сарае, пока его дядя с тетей уехали в отпуск. Елена все же навещает Калеба в больнице. В это время Бонни случайно задевает вязание Миссис Флауэрс, и нити вырисовывают имя «Бонни» на полу. Она рада, что все пытаются её защитить и остается в одной из комнат общежития. Этой же ночью, она пытается вызвать Дэймона, и охваченная тьмой, впадает в кому. Когда Елена рассказывает об этом Дэймону, он решает разгадать эту тайну. Он разрешает тьме захватить себя и вновь оказывается на Темной Луне. Стефан приводит Елену в сарай Смолвудов и они обнаруживают многочисленные фотографии и газетные статьи о себе в двух реальностях – о той, что была в действительности, и о той, которую высшие силы внушили людям. Стефан и Елена приходят к выводу, что реальность изменили Хранители, но Калеб может видеть то, кем они в действительности были. Он не только из рода оборотней, но он также обладает колдовской силой. Он провел ритуал, вызывая зависть друзей у друг друга. По дороге в магазин, Стефан и Елена видят обычных учеников из школы, и Елена начинает завидовать, что они могут жить нормальной жизнью. Тьма овладевает ей прямо на улице, и она умирает. Сразу после этого Стефан замечает, что волосы одного из продавцов причудливо складываются в имя «Мэтт». Стефан относит её в общежитие к Бонни и вместе с Мередит и Мэтом отправляется в поместье Смолвудов, чтобы переговорить с Калебом, вышедшим из больницы. Мередит со Стефаном поднимаются на второй этаж, а Мэтт остается внизу. Рассматривая дом, он невольно начинает завидовать популярности Тайлера. Тьма овладевает им, и Мэтт умирает. Калеб в это время рассказывает, о том, что он узнал, что в изменении реальности виноваты друзья Тайлера из Феллс Черч. Он подарил Елене розу в надежде, что она расскажет, где находится Тайлер. Он также надеялся, что, заставив людей завидовать друг другу, они расскажут правду. На это Мередит отвечает, что они и в правду не знают, что случилось с Тайлером, и шокируют Калеба новостью, что именно Тайлер убил (воскресшую) Сью Карсон. Мередит и Стефан обнаруживают мертвого Мэтта и приносят его в общежитие. Там Миссис Флауэрс рассказывает, что причиной всему может быть приведение, которое питается человеческими эмоциями. В данном случае завистью. Они произносят заклинание вызова приведения в гараже. Тем временем Елена встречается с Бонни на планете цветов, являющейся ещё одним выходом в Нижний мир. Бонни рассказывает, что она блуждает здесь уже несколько дней, а вскоре к ним присоединяется и Мэтт. Друзья случайно находят выход и встречаются с Сэйджем. Они бегут на Темную Луну, где видят Дэймона, сражающегося c голубой женоподобной фигурой. Они помогают Дэймону и неожиданно оказываются в гараже общежития. Они вновь вселяются в свои тела, а Дэймон рассказывает, что это один из первородных фантомов, которые намного сильнее обычных приведений и могут принимать любую форму. Первородные фантомы были заключены Стражами на Темной Луне, но, разрушив дерево, Елена разрушила и их темницу. Фантом зависти последовал за ними в Феллс Черч и начинал нашёптывать жителям, почему они должны друг другу завидовать. Пока Стефан с Дэймоном сражаются в смертельной схватке, остальные признаются в своих чувствах и отрекаются от них, тем самым ослабляя фантом. Елена разнимает братьев, и тогда Дэймон бросает в фантом горящую свечу. Он воспламеняется. Это не убивает фантом, но дает Елене достаточно времени, чтобы проткнуть его подаренной розой и убить его. Елена пьет кровь Дэймона, чтобы вылечить ожоги. Добро победило, и друзья вместе отправляются в светлое будущее.

Девятая книга «Охотники. Песнь луны»

Елене приходится оставить родной дом и отправиться в колледж (Dalcrest College) вместе со Стефаном и Дэймоном. Она абсолютно этому не рада, потому что она оставляет семью, а Стефан зачаровал приёмную комиссию, чтобы Елена, Бонни и Мередит получили лучшие комнаты в общежитии. Для себя Стефан «попросил» отдельную комнату. Стефан также зачаровал приёмную комиссию, чтобы в колледж приняли двух друзей Елены: Мередит и Мэтта. Мередит отказалась от обучения в Гарварде, а Мэтт – от обучения в лучшей футбольной школе, и все это, чтобы защитить Фэллс Черч в случае опасности. Однако Мэтта гложет чувство вины за то, что он занял чьё-то место в колледже, и отказывается от самой шикарной комнаты в общежитии. Дэймон снимает квартиру в городе, предпочитая не возвращаться в колледж.

С началом учебного года возрастает тревога Елены: она опасается разрушить только восстановленную дружбу и связь между братьями и стать новой Катериной в жизни братьев. Она решает порвать отношения с обоими, чтобы разобраться в своих чувствах. В первую неделю обучения Бонни знакомится с новым парнем Ксандером. Она сразу же влюбляется в него и неделю спустя организовывает с ним свидание. В результате Бонни сближается с Ксандером и его друзьями. Мередит занимается с сокурсницей Самантой. Мэтта приглашают в особое братство под названием Животворящее Сообщество (the Vitale Society). В это же время в школе начинается серия пропаж и убийств. Друзья опасаются, что все это связанно со сверхъявственными существами, и начинают расследование. В ходе расследования Мередит узнает, что её новая подруга Саманта на самом деле её соратница и охотник-убийца. Взволнованные, они начинаю работать вместе и помогаю друг другу развить свои навыки. Со временем становится понятно, что Мередит намного способней Саманты. Сосед Мэтта становится жертвой и Мередит думает, что она видела именно Ксандера, убегающего с места преступления. Мередит и Елена делятся своими подозрениями с Бонни, которая приходит в ярость. Она говорит, что подруги лишь завидуют ей, ведь Аларик (бывший парень Мередит) вернулся в Фэлл Черч, а Елена рассталась со Стефаном. Она уходит жить к Ксандеру. В то же самое время, Дэймон продолжает добиваться Елену, несмотря на её просьбы оставить её на время в покое. Однако спасение Елены заканчивается поцелуем, свидетелем которого является Стефан. Разъярённый Стефан говорит Елене, что все кончено, рвет все связи с братом и покидает город. После произошедшего Елена решается на отношения с Дэймоном.

Когда умер его сосед по комнате, Мэтт отдалился от своих друзей из Фэлл Черч. В то же время он продолжает ходить в общество Vitale pledge, где влюбляется в Хлою. Однако, когда он решается пригласить её на свидание, выясняется что она девушка основателя сообщества, Итана. Мэтт очень расстроен, но он продолжает дружить с ней. Также он чувствует, что он забыл Елену и у него даже проскальзывают несколько негативных мыслей по её поводу. Мэтт заканчивает все свои дела до наступления ночи, чтобы принять участие в собрании сообщества.

До наступления ночи выясняется, что подруга Мередит, Саманта, жестоко убита в своей комнате. Девушка тяжело переживает потерю, и даже несмотря на то, что Бонни, Мэтт и Стефан больше не участвуют в поисках, она, Елена и Дэймон продолжают расследование.

Тем временем Елена встречает нового преподавателя, который был другом её родителей, учившихся в этом же колледже. Ей кажется, что он рассказал ей не все, что ему было известно об убийствах, и после настойчивых убеждений Елена узнает всю правду. Оказывается, раньше Vitale Society было мирным и добрым сообществом, но недавно оно превратилось в сборище зла. Он также рассказывает, что в те давние времена он и родители Елены также являлись частью сообщества. Однажды к ним пришёл Хранитель, излучающий мир и силу. Все подумали, что он ангел, на что Елена иронично замечает, что с ангелами у них мало общего. Преподаватель отвечает, что Хранителям нужна была новорожденная девочка, которая бы изменила баланс добра и зла на земле. Она бы обладала могущественными силами, и Хранители пришли бы за ней, когда ей исполнится 12 лет. Елена заметила, что у неё были силы, но Хранители забрали их. Она хотела бы вернуть свои силы, но в то же время она очень сердита на родителей: они растили её, только чтобы её когда-то забрали! Преподаватель отвечает, что когда пришло время, они не смогли этого сделать, и позвали его, так как он обладает навыками колдовства. Однако спустя несколько дней её родители погибли, а Елену спрятали, чтобы Хранитель её никогда не нашёл. Елена спрашивает себя, что же происходит на самом деле, но встает и уходит. Она также ничего не рассказывает Дэймону.

Бонни в это время узнает, что Ксандер оборотень. Помня, что для того, чтобы стать оборотнем, нужно кого-то убить, она убегает от любимого. Стефан узнает, что новые друзья Мэтта – зло с очень плохими намерениями, но он может лишь «запретить» Мэтту раскрыть всю группу вампиров. Он просит оставшихся друзей помочь ему. Оказывается, лидер сообщества, Итен, был обращен одиним из потомков Клауса и в равноденствие он воскресит своего предка. Ему нужна кровь его определенных потомков, и тут вступают в игру Стефан и Дэймон. Когда Стефану на помощь приходят друзья, Дэймон позволяет лишь Мередит и упрямой Елене принять участие в битве. Группа выигрывает битву, но Итану все же удается заполучить каплю крови Дэймона. Мередит удается убить Итана до того, как он смог ей воспользоваться. Это вновь сплачивает друзей.

Когда друзья выходят на охоту, чтобы убить всех новообращенных и их соратников, Бонни возвращается к Ксандеру, понимая, что это не он был лидером группировки. Оказывается, Ксандер первородный оборотень. Однако он не настолько стар, как предполагает Бонни. Ксандер происходит из семьи первородных оборотней, в которой этот ген передается по наследству, а не от укуса или от укушенного предка. Вдобавок, у него есть силы не превращаться в животное в полнолуние, а при достаточном опыте он может превращаться в оборотня когда пожелает. Он также рассказывает, что именно Высший Совет Волков отправил его в колледж, чтобы выяснить, что происходит, и он и его друзья пытались остановить Vitale Society. Бонни рассказывает, что уже все позади и ему больше не нужно волноваться об этой проблеме, так как она и её друзья уже убили большинство участников совета. На данный момент они также расправляются с оставшейся частью группировки. Ксандер удивлен, и просит у Бонни разъяснений. Она рассказывает ему практически все, опуская лишь информацию о Хранителях и Темном Измерении, чтобы не слишком его запутать.

В эпилоге рассказывается, что Мередит все-таки промахнулась, и не убила Итана. Он все ещё жив, все ещё обладает каплей крови Дэймона и все ещё может закончить свой ритуал в равноденствие, пока Елена с друзьями об этом не подозревают.

Десятая книга «Охотники. Поступь судьбы»

. Но ничто не сравнится с выбором между двумя возлюбленными – Стефаном и Деймоном Сальваторе. Елена воссоединилась со Стефаном, в то время как Деймон, уязвленный и отвергнутый, погрузился во тьму и стал непредсказуемым. Теперь девушка разрывается между спасением души Деймона и верностью Стефану.

Но прежде чем Елена сможет понять, кому принадлежит её сердце, ей предстоит пройти очередное испытание: колледж Далкрест захватывают вампиры, одержимые идей воскресить Клауса, опасного Древнего вампира, которого ничто не остановит от убийства Елены и всех её близких.

Когда Елена узнает больше о своем предназначении Хранителя, защитника от сил зла на Земле, она понимает, что, прежде чем победить Клауса, ей придётся пожертвовать кем-то близким. Елена должна выбрать, от кого ей придётся отступиться, пока не стало слишком поздно...

Мифология книг

Мир романов «Дневники вампира» вносит некоторые коррективы в общую вампирскую мифологию. В том числе, в рамках книг:

• Некоторые вампиры могут превращаться в животных, а некоторые — нет. Деймон Сальваторе может принять облик ворона (чаще всего), либо волка; Стефан Сальваторе во второй книге превращался в сокола; а Катерина фон Шварцшильд в третьей книге принимала облик котёнка, совы и тигра.

• Вампиры могут гипнотизировать людей, чтобы заставить тех выполнять их указания. Могут также уничтожать воспоминания об этом из их памяти;

• Кровь вампира обладает исцеляющим эффектом для людей;

• Вампиры отражаются в зеркалах, на них не действует ни распятие, ни святая вода, ни чеснок.

• Вампир не может пересечь движущуюся воду (например, реку), чем сильнее вампир, тем тяжелее ему проходить дальше в глубину реки. Например, в одной из книг, Катерина, придумала, что можно проходить под рекой, а не через неё.

• Вампир также не может войти в дом без приглашения, но если в этом доме нет постоянного хозяина или проживают вампиры, то приглашение не требуется. Пригласить вампира может любой человек, находящийся в доме, независимо от того, хозяин он или нет.

• Ещё вампиры боятся вербены. Она защищает людей от внушения. Вампиры сторонятся тех, кто носит вербену. Также их можно убить деревянным колом в сердце, но на древних вампиров это не действует. Древних можно ранить колом из белого дуба или ясеня.

• Далеко не последним страхом является страх вампиров перед солнечным светом. При попадании солнечного света на кожу древний вампир сгорает, а молодой умирает. Некоторые вампиры сумели найти способ, чтобы выйти на улицу днем. Например, у Деймона и Стефана есть кольца с лазуритом, защищающие их от ожогов. Катерина тоже сначала носила такое же кольцо.

Мифология Сериала

• Вампиры могут внушать людям.

• Кровь вампира исцеляет человека.

• Вампиры отражаются в зеркалах, на них не действует ни распятие, ни святая вода, ни чеснок.

• Вампиры могут пересечь воду.

• Вампир также не может войти в дом без приглашения, но если в этом доме нет постоянного хозяина или проживают вампиры, то приглашение не требуется. Пригласить вампира в дом может только хозяин.

• Ещё вампиры боятся вербены. Она защищает людей от внушения. Вампиры сторонятся тех, кто носит вербену. Также их можно убить деревянным колом в сердце, но на древних вампиров это не действует. Некоторые из них принимают вербену в малых количествах, чтобы защититься от внушения со стороны Древних.

• Вампиры боятся солнечных лучей. Но у некоторых вампиров есть украшения (кольца, цепочки, браслеты), заколдованные ведьмами, которые их защищают.

• Все вампиры умирают. А Древние, которых можно убить специальным колом, сгорают. От клинка с пеплом белого дуба Древние временно умирают до тех пор, пока клинок не вытащат из сердца.

Экранизации

• 2009—2010 — «Дневники вампира 1 сезон» — телевизионный сериал.
• 2010—2011 — «Дневники вампира 2 сезон» — телевизионный сериал.
• 2011—2012 — «Дневники вампира 3 сезон» — телевизионный сериал.
• 2012—2013 — «Дневники вампира 4 сезон» — телевизионный сериал.
• 2013—2014 — «Дневники вампира 5 сезон» — телевизионный сериал.
• 2014—2015 — «Дневники вампира 6 сезон» — телевизионный сериал.
• 2015—2016 — «Дневники вампира 7 сезон» — телевизионный сериал.

Отрывок, характеризующий Дневники вампира

– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.


Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.