Докторов, Николай Иванович

Николай Иванович Докторов
Род деятельности:	директор Воскресенского химического комбината (1950—1972)
Дата рождения:	6 декабря 1907(1907-12-06)
Место рождения:	Санкт-Петербург
Гражданство:	СССР СССР
Дата смерти:	1983(1983)
Место смерти:	Воскресенск
Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Николай Иванович Докторов (1907—1983) — 7-й директор Воскресенского химического комбината; Герой Социалистического Труда, почётный гражданин города Воскресенска Московской области.

Биография

Родился 6 декабря 1907 года в Санкт-Петербурге, в семье рабочего-каменщика. Окончил профессионально-техническую школу. С 1925 года работал токарем на Ярославском автомобильном заводе. Одновременно учился на вечернем рабфаке. В 1931 году поступил в Ивановский химико-технологический институт. В студенческие годы вступил в члены Коммунистической партии. На третьем курсе его избрали секретарём парткома. По окончании работал инженером-технологом в проектном отделе завода № 102 города Чапаевска Куйбышевской области. С 1938 года — начальник цеха. 1 января 1940 года утверждён в должности заведующего промышленным отделом, а 16 ноября — второго секретаря Чапаевского горкома партии. Позже занимает должность инструктора управления кадров ЦК ВКП(б).

В июле 1941 года получает мандат уполномоченного Государственного комитета обороны. В конце 1942 года его переводят на Балашихинский завод № 582 парторгом.

В 1947 году назначен парторгом на Воскресенский химический комбинат. В ноябре 1948 года его избирают первым секретарём Воскресенского горкома партии, а 2 января 1950 года приказом № 456 Министерства химической промышленности назначают директором Воскресенского химического комбината. В должности директора комбината Докторов ведёт расширение научно-технической сферы. Он превращает центральную заводскую лабораторию в крупный научно-исследовательский и экспериментальный цех, который разработал и внедрил много новых технологических процессов.

Умер в 1983 году.

Награды

20 апреля 1971 года за выдающиеся успехи в развитии производства минеральных удобрений ему присвоено звание Героя Социалистического Труда (с вручением ордена Ленина).

Память

Ему присвоено звание почётного гражданина города Воскресенска Московской области, в его честь названа одна из улиц в северной части города. Искусственные озера в центральной части города, близ Москва-реки горожанами называются «докторовскими».

Н. И. Докторов изображён в скульптурной композиции основателям воскресенского хоккея, установленной на площади перед ледовым дворцом «Подмосковье».

6 декабря 2007 года, к 100-летию со дня рождения, в сквере перед зданием Дворца культуры в городе Воскресенске состоялось торжественное открытие памятника Н. И. Докторову. Бронзовый бюст выполнен скульптором В. Б. Доброхотовой.

Литература

• У памяти в долгу: триумф и драма Николая Докторова: (к 100-летию со дня рождения). — М.: Современные тетради, 2007. — 143 с. — ISBN 978-5-88289-337-7.
• Михаил Коробов Великий Докторов // Куйбышевец : газета. — Воскресенск, 2006. — № 2.
• В. Никулина Навсегда в памяти воскресенцев. К 90-летию со дня рождения Н. И. Докторова // Куйбышевец : газета. — Воскресенск, 1997. — № 45. — С. 4—5.

Отрывок, характеризующий Докторов, Николай Иванович

«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.