Колонич, Дьёрдь

Дьёрдь Колонич
Личная информация
Оригинальное имя	венг. Kolonics György
Гражданство	Венгрия Венгрия
Специализация	каноэ
Клуб	«Спартак»(Будапешт), «Чепель»
Дата рождения	4 июня 1972(1972-06-04)
Место рождения	Будапешт
Дата смерти	15 июля 2008(2008-07-15) (36 лет)
Место смерти	Будапешт
Рост	180 см
Вес	80 кг
Награды и медали Олимпийские игры Золото Атланта 1996 C-2 500 м Бронза Атланта 1996 C-2 1000 м Золото Сидней 2000 C-1 500 м Бронза Афины 2004 C-2 1000 м Чемпионаты мира Серебро Копенгаген 1993 C-1 500 м Золото Копенгаген 1993 C-2 500 м Золото Копенгаген 1993 C-4 1000 м Серебро Мехико 1994 C-2 200 м Серебро Мехико 1994 C-2 500 м Серебро Мехико 1994 C-4 200 м Золото Мехико 1994 C-4 1000 м Золото Дуйсбург 1995 C-2 200 м Золото Дуйсбург 1995 C-2 500 м Золото Дуйсбург 1995 C-2 1000 м Золото Дуйсбург 1995 C-4 200 м Золото Дуйсбург 1995 C-4 500 м Золото Дартмут 1997 C-2 500 м Серебро Дартмут 1997 C-2 1000 м Серебро Дартмут 1997 C-4 200 м Золото Дартмут 1997 C-4 500 м Золото Сегед 1998 C-2 500 м Золото Сегед 1998 C-4 500 м Серебро Познань 2001 C-1 500 м Бронза Познань 2001 C-1 1000 м Серебро Севилья 2002 C-1 500 м Бронза Гейнсвилл 2003 C-2 1000 м Золото Гейнсвилл 2003 C-4 200 м Серебро Загреб 2005 C-2 500 м Бронза Загреб 2005 C-2 1000 м Бронза Сегед 2006 C-2 500 м Золото Сегед 2006 C-2 1000 м Золото Дуйсбург 2007 C-2 500 м

Дьёрдь Ко́лонич (венг. Kolonics György; 4 июня 1972 года, Будапешт, Венгрия — 15 июля 2008 года, там же) — венгерский спортсмен, специалист в гребле на каноэ. Двукратный олимпийский чемпион, пятнадцатикратный чемпион мира, один из наиболее известных и титулованных спортсменов Венгрии, самый титулованный каноист современности.

Начал заниматься греблей в будапештском клубе «Спартак», затем перешёл в клуб «Чепель». Впервые выступил за национальную сборную на чемпионате мира 1991 года в неолимпийской дисциплине каноэ-четвёрке.

На Олимпийских играх в Барселоне 1992 года Колонич выступил в каноэ-двойке в паре с Аттилой Палижем. На 500-метровой дистанции пара стала пятой, а на дистанции вдвое длиннее — седьмой. После Олимпиады Колонич сменил партнёра и начал выступать с Чабой Хорватом. Новая пара сразу вышла на лидирующие позиции в мире — в 1993 году венгерская каноэ-двойка выиграла чемпионат мира, эта победа стала первой в длинной череде успехов. На чемпионатах мира 1994 и 1995 годов пара Колонич-Хорват ещё четыре раза становилась первой.

К Олимпийским играм в Атланте 1996 года Колонич и Хорват подошли одними из фаворитов, в особенности на 500 метрах. В напряжённейшем олимпийском финале на пятисотметровке победу над их главными соперниками, молдавской парой Николай Журавский — Виктор Ренейский, венгерским гребцам принёс фотофиниш. На дистанции 1000 метров Колонич и Хорват стали третьими.

С 1993 по 1998 год Колонич и Хорват на дистанции 500 метров уступили лишь дважды. Всего эта пара 11 раз первенствовала на чемпионатах мира на обеих дистанциях.

В 1998 году Чаба Хорват завершил свою гребную карьеру. Колонич пересел в одиночное каноэ, где его карьера также складывалась успешно. На Олимпийских играх в Сиднее 2000 года он в блестящем стиле победил на дистанции 500 метров, опередив второго призёра россиянина Максима Опалева на секунду.

После Сиднея Дьёрдь Колонич вернулся к стартам в каноэ-двойках, его партнёром стал молодой Дьёрдь Козманн. В 2004 году 32-летний Колонич поехал на свою четвёртую Олимпиаду в Афинах. Пара Колонич/Козманн завоевала в Афинах бронзу на дистанции 1000 метров. На чемпионатах мира 2006 и 2007 годов они ещё трижды становились первыми, таким образом, общее число выигранных Дьёрдем Колоничем золотых медалей мировых первенств составило рекордную цифру — 15.

Пара интенсивно готовилась к Олимпийским играм в Пекине 2008 года, где намеревалась стартовать на обеих дистанциях. Для венгерского ветерана эти Игры должны были бы стать уже пятыми. Колонич был одним из главных кандидатов на роль знаменосца сборной Венгрии на церемонии открытия Игр.

Дьёрдь Колонич трагически скончался 15 июля 2008 года в Будапеште во время тренировки. Спортсмен почувствовал себя плохо и потерял сознание. Прибывшие медики констатировали тяжелейший сердечный приступ и не смогли спасти гребца.

Источник

• При написании статьи использован материал английской википедии.

Отрывок, характеризующий Колонич, Дьёрдь

– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.