Евграф (Музалевский-Платонов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Архимандрит Евграф (в миру Евфимий Музалевский-Платонов; 1769, село Радождево, Козельский уезд, Калужская губерния — 11 (24) ноября 1809, Санкт-Петербург) — архимандрит Русской православной церкви, проповедник, ректор Санкт-Петербургской духовной академии.





Биография

Учился в Троицкой лаврской семинарии, инспектором и ректором которой впоследствии был некоторое время[1]. Одновременно он был архимандритом Иосифо-Волоколамского (1804—1808) и Валдайского Святоезерского (1808—1809)[2] монастырей.

Определением Комиссии духовных училищ от 12 ноября 1808 года архимандрит Евграф был назначен ректором открываемой Санкт-Петербургской духовной академии, в составе тогда ещё Временного академического правления. Тогда же его избирают профессором по классу богословских наук.

4 февраля 1809 года архимандрит Евграф утвержден ректором Академии и 6 февраля Комиссия духовных училищ поручила ему сделать прибывшим студентам «надлежащее испытание в знании их и способностях».

17 февраля 1809 года Санкт-Петербургская духовная академия «с приличным духовным обрядом» была открыта. В присутствии митрополита Санкт-Петербургского Амвросия (Подобедова) и членов Комиссии духовных училищ архимандрит Евграф прочитал вступительный богословский урок «О божественном происхождении христианской религии, счастье народа, на основании её долг свой блюдущего, достоинстве и евангельской истине исповедания Греко-Российской Церкви и настоящих преднамерениях к усугублению истинного просвещения». Ко дню открытия Академии архимандрит Евграф был пожалован орденом св. Анны 2-й степени.

С 9 августа 1809 года — настоятель Юрьева монастыря.

Скончался 11 (23) ноября 1809 года на 41 году жизни. Погребен за алтарем церкви в честь Сошествия Святого Духа Свято-Троицкой Александро-Невской лавры. Надпись на утраченном надгробии гласила: <poem> «Горел, дабы другим светить, Но всех лучей своих он не успел излить; Чем дух скорее зрел, тем больше плоть слабела. Здесь бесполезную сложив одежду тела, Он в радость поспешил Владыки своего. Здесь живши для Христа, там обретет Его»

Сочинения

Ему принадлежат: два «Слова» на день коронования императора Александра I (Москва, 1806, и Санкт-Петербург, 1808) и «Слово при погребении бригадира П. А. Булгакова» (Москва, 1810). — См. прот. П. Лепарский «Памяти первого ректора Петербургской духовной академии архимандрита Евграфа» («Церковный вестник», 1909, № 46 и 47).

Напишите отзыв о статье "Евграф (Музалевский-Платонов)"

Примечания

  1. В 1800 году будущий митрополит Филарет писал своему отцу:«Префектом у нас о. Евграф, который прежде был на Перерве»; 9 января 1802 года: «Явился у о. ректора Евграфа». Позже митрополит Филарет вспоминал:

    Образования Евграф не имел стройного, хотя увидел нужду изучать отцов и изучал их <…> был более расположен заботиться об усовершенствовании в знании русского языка <…> латынь стала у нас упадать

  2. [www.iveron.ru/38/ Список настоятелей Валдайского Свято-Озерского Иверского Богородичного монастыря]

Ссылки

  • [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/5146 Евграф (Евфимий Музалевский-Платонов)] // Биографический словарь
  • [spbda.ru/about/history-of-academy/academy-rectors/evgraf-muzalevskiy-platonov-arhimandrit/ Евграф (Музалевский-Платонов), архимандрит]
  • [www.prlib.ru/Lib/pages/item.aspx?itemid=88272 Слово на высокоторжественный день коронования и священнаго миропомазания Его Величества… в Санкт-Петербургском Казанском соборе, 1808 года.]

Отрывок, характеризующий Евграф (Музалевский-Платонов)

– Мое пристрастие! У меня их было так много, – сказал Пьер.
– То пристрастие, которое более всех других заставляло вас колебаться на пути добродетели, – сказал масон.
Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.