Жданова, Анна Александровна
| Анна Александровна Жданова | ||||
 | ||||
| Отец: |
Александр Алексеевич Жданов | |||
|---|---|---|---|---|
| Мать: |
Екатерина Павловна Горская | |||
| Награды и премии: |
| |||
Анна Александровна Жда́нова (28 сентября [11 октября] 1892, Сергиев Посад, Московская губерния — март 1974, Москва) — родная сестра Андрея Александровича Жданова. В годы Первой мировой войны — сестра милосердия. Автор дневников, в одном из которых описана жизнь семьи Ждановых в городе Корчева Тверской губернии, в другом — её деятельность в качестве сестры милосердия в Твери в 1914—1915 гг.
Биография
А. А. Жданова родилась в семье магистра богословия Александра Алексеевича Жданова и выпускницы Московской консерватории Екатерины Павловны Ждановой (урождённой Горской). Получила домашнее образование, знала немецкий и французский языки, рисовала, увлекалась классической музыкой, писала стихи. В 1902—1910 годах с родителями, сестрами Татьяной и Еленой и братом Андреем жила в городе Корчева Тверской губернии. Описание города и своей жизни в нем оставила в дневнике, относящимся к 1910 году[1].
В 1910—1913 годах Анна Александровна обучалась в Тверской Мариинской женской гимназии. В 1913—1914 годах была рисовальщицей мастерских художественных изделий в Твери. В годы Первой мировой войны после окончания курсов сестер милосердия при земском союзе с ноября 1914 года по сентябрь 1915 работала медицинской сестрой в солдатском лазарете при училище слепых в Твери, о чем она подробно рассказала в дневнике, относящемся к 1914—1915 годам[2]. В 1915—1916 годах обучалась на математическом факультете Высших женских курсов в Москве. В 1916—1918 годах вместе с сестрой Еленой служила шофером в первой санитарно-автомобильной колонне на Юго-Западном фронте. Сестры продолжили службу шоферами и в годы гражданской войны.
В 1918—1941 годах Анна Александровна работала в транспортном отделе ЦИК СССР шофером, автомехаником, инженером. В 1929 году вступила в ВКП(б). В 1935 году окончила 5 курсов вечернего отделения Московского автодорожного института. В 1942—1943 годах работала инженером на автозаводе № 27 в Москве. В 1943—1957 годах заведовала отделом фронтовой литературы журнала «Октябрь», была заведующей отделом литературной консультации, редактором-консультантом отдела критики журнала «Октябрь» при издательстве «Правда». Награждена медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.», медалью «В память 800-летия Москвы», медалью «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина». Персональный пенсионер республиканского значения. Умерла в марте 1974 года в Москве.
Дневники А. А. Ждановой
До настоящего времени сохранилось два дневника А. А. Ждановой. Один из них, датированный 1910 г., находится на хранении в Тверском центре документации новейшей истории. Дневник относится ко времени, когда семья Ждановых жила в городе Корчева, где вплоть до своей смерти в 1909 года служил инспектором народных училищ глава семьи Александр Алексеевич Жданов. Записи охватывают период с 2 февраля по 30 августа 1910 года На страницах дневника нашли отражение некоторые факты из жизни семьи Ждановых, например, подготовка к экзаменам и поступление в учебные заведения Твери Анны, её сестры Елены и брата Андрея, их совместное времяпрепровождение, увлечения, переживания, мечты. Дневник А. А. Ждановой также знакомит читателя с повседневной жизнью уездного города и его жителей. Особый интерес к дневнику связан с тем, что он написан в городе и о городе, который прекратил своё существование в 1930-е годы в связи с затоплением его территории в процессе строительства канала «Москва-Волга» и плотины Иваньковского водохранилища. В дневнике много стихов и рисунков, автором которых являлась сама А. А. Жданова.
Второй дневник находится на хранении в научном архиве Тверского государственного объединенного музея. Записи охватывают период с 11 декабря 1914 года по 20 июля 1915. В дневнике нашли отражение личные переживания А. А. Ждановой, повседневные события её жизни, военные события на театрах военных действий, обстановка в Твери, работа в лазарете сестрой милосердия. Главным моментом в её записях является война как эпохальное, экстраординарное событие в жизни страны и самой Анны, её попытки самоопределиться и найти своё место в ситуации военного времени. Так, интерес к людям, прибывшим с фронта из зоны боевых действий и активная жизненная позиция А. А. Ждановой формируют её стремление попасть вместе с сестрой Еленой в действующую армию, «на позиции». На страницах дневника отражены разнообразные события в Твери военной поры: большое количество военнопленных, беженцев из западных российских губерний, благотворительные концерты, крестные ходы и молебствования, запреты и ограничения военного времени, отправка новобранцев и др. В дневнике много рисунков и стихов А. А. Ждановой, фотографий раненых солдат из лазарета. Также в дневнике сохранилось четыре письма с фронта от солдата действующей армии, лечившегося в госпитале, Михаила Зенова. Дневники А. А. Ждановой были опубликованы в 2014 г. к столетию начала Первой мировой войны.
Напишите отзыв о статье "Жданова, Анна Александровна"
Примечания
- ↑ Тверской центр документации новейшей истории. Ф. 114. Оп. 1. Д. 163.
- ↑ Тверской государственный объединенный музей. Научный архив. Оп. 1. Д. 106.
Литература
- Волынец А. Н. Жданов. — Серия ЖЗЛ. — М.: Молодая гвардия, 2013. — 619[5] с.: ил. — 5000 экз.
- Записки сестры милосердия Анны Ждановой. — Тверь: ООО "Издательство «Триада», 2014. — 240 с., ил. — 1000 экз.
Ссылки
- [www.tcdni.ru/pier/archivereading?_s=uvIZ18G7nQy0Psux&_k=HVhCYaDBp4F8pMk3&_n&17 Дневник Анны Александровны Ждановой как исторический источник]
Отрывок, характеризующий Жданова, Анна Александровна
Соня и толстый Петя прятались от смеха.– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.
Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
