Дача Безобразовых

«Жерно́вка» — миниатюрная вилла, или усадьба, расположенная в одноимённом районе Санкт-Петербурга по адресу: Ириновский проспект, д.9.

В середине XVIII века земли по течению речки Жерновки принадлежали изобретателю А. К. Нартову. Каменные постройки появились в 1780-е гг. при М. И. Донаурове, одно время служившем секретарём у Павла Петровича. Строительство велось по палладианскому проекту, который приписывается Джакмо Кваренги (по крайней мере, в его альбоме имеется набросок схожего здания).

Парадные интерьеры, печи запечатлены на дореволюционных фотографиях. Всю стену гостиной занимало огромное фресковое панно с изображением Гатчинского дворца, расписаны были и спальные помещения. Усадьбу окружал пейзажный парк с прудом и каменной пристанью.

В 1838 году имение выкупила генеральша Екатерина Сухозанет (дочь богача А. М. Белосельского), предназначавшая его в качестве приданого своей дочери Анне, которая вышла в 1844 году замуж за Николая Безобразова, известного в своё время публициста. По имени новых владельцев усадьба стала называться дачей Безобразовых.

В начале XX века Безобразовы не жили в Жерновке, а земельный участок сдавали дачникам. В советское время здание XVIII века перестроено, потом и вовсе заброшено. Воссоздано из руин по старым фотографиям в 1980—1984 гг.

Усадьба является памятником архитектуры федерального значения в соответствии с постановлением Правительства Российской Федерации от 10.07.2001 № 527 «О перечне объектов исторического и культурного наследия федерального (общегосударственного) значения, находящихся в г. Санкт-Петербурге» и статьёй 64 Федерального закона от 25.06.2002 № 73-ФЗ «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации».

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810245000

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Дача Безобразовых

Отрывок, характеризующий Дача Безобразовых

– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.