Закон Гласса — Стиголла

Банковский закон 1933 года (англ. Banking Act of 1933), называемый также по фамилиям его инициаторов Законом Гласса — Стиголла (англ. Glass—Steagall Act) — федеральный законодательный акт, подписанный Президентом США 16 июня 1933 года и вплоть до конца XX века определивший облик американской банковской системы, запретив коммерческим банкам заниматься инвестиционной деятельностью, существенно ограничив право банков на операции с ценными бумагами и введя обязательное страхование банковских вкладов.

Содержание закона

Основные положения Акта Гласса — Стиголла включали в себя следующее:

• запрет коммерческим банкам заниматься операциями с ценными бумагами, за исключением операций, в результате которых активы трансформируются в ценные бумаги, но держатель такой ценной бумаги обладает такими же правами в отношении активов, что и до трансформации;
• запрет на создание филиалов банков, осуществляющих операции с ценными бумагами;
• запрет компаниям, осуществляющим операции на рынке ценных бумаг, осуществлять традиционные виды банковских операций;
• запрет должностным лицам инвестиционных компаний одновременно занимать должности в коммерческих банках;
• создание Федеральной корпорации по страхованию депозитов (Federal Deposit Insurance Corporation);
• обязательное страхование банковских депозитов в сумме до 5000 долларов;
• включение новых групп банков в состав Федеральной резервной системы.

Причины принятия закона

Принятие Закона Гласса—Стиголла стало реакцией властей США на финансовый кризис, начавшийся осенью 1929 года и в первую очередь затронувший фондовый рынок. Так как активными участниками операций на фондовом рынке были коммерческие банки, использовавшие денежные средства клиентов для приобретения ценных бумаг, обвал фондового рынка привёл к банкротству множества банков. Ответной реакцией законодателя США стал Банковский закон 1933 года, принятый во время «банковских каникул», введённых Чрезвычайным законом о банках (Emergency Banking Relief Act). Закон Гласса—Стиголла установил запрет коммерческим банкам участвовать в операциях на рынке ценных бумаг, тем самым разделив понятия коммерческий и инвестиционный банк. Данный закон оказал существенное влияние на развитие банковского законодательства зарубежных стран.

Отмена ограничений, введённых законом

Ограничения, установленные законом, были отменены в 1999 году Законом Грэмма — Лича — Блайли. Однако мировая экономическая рецессия, начавшаяся в 2007 году, по мнению многих, именно в результате отмены Закона Гласса — Стиголла, привела к попыткам возврата к его положениям. 12 апреля 2011 года конгрессмен-демократ от штата Огайо Марси Каптур повторно внесла на рассмотрение Палаты представителей США законопроект о восстановлении закона Гласса—Стиголла под названием H.R. 1489 — предложение «отозвать некоторые положения закона Закона Грэмма — Лича — Блайли и восстановить разделение между коммерческой банковской деятельностью и операциями с ценными бумагами, как это было предусмотрено Законом о банках 1933 года, получившем название закона Гласса—Стиголла, а также в других целях» (Более лаконичное название законопроекта: «Возврат к благоразумному подходу к банковской деятельности (2011 года)»). Законопроект был передан в Комитет Палаты представителей по финансовым услугам. Соавторами законопроекта являются конгрессмен-республиканец от штата Северная Каролина Уолтер Джонс-младший и конгрессмен-демократ от штата Вирджиния Джеймс Моран. Раздел 2 законопроекта устанавливает: «Восстанавливается разделение между коммерческими банками и операциями с ценными бумагами».

Источники

• Англо-русский экономический словарь по экономике и финансам. / Под редакцией проф., д-ра экон. наук А. В. Аникина. — Санкт-Петербург, Экономическая школа, 1993.
• [www.larouchepub.com/russian/novosti/2011/b1172_kaptur.html#top Законопроект по восстановлению принципа Гласса-Стиголла внесен в Палату представителей США]
• [www.nsd.ru/ru/press/pubs/depo/archive/19/article10.htm Семилютина Н.Г. Закон США «О модернизации финансовых услуг» 1999 года]
• [www.srinest.com/book_745.html Семилютина Н.Г. Российский рынок финансовых услуг (формирование правовой модели)]

Отрывок, характеризующий Закон Гласса — Стиголла

– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.