Иветич, Воислав
| Воислав Иветич | ||
| серб. Војислав Иветић | ||
| Дата рождения | ||
|---|---|---|
| Место рождения |
с. Прилука близ Ливно, Королевство Югославия | |
| Дата смерти | ||
| Место смерти |
с. Бесаричи, Жумберак, Независимое государство Хорватия | |
| Принадлежность | ||
| Годы службы |
1941—1942 | |
| Часть | ||
| Сражения/войны | ||
| Награды и премии |
| |
Вои́слав Иве́тич (серб. Војислав Иветић, 31 августа 1920, с. Прилука близ Ливно (ныне в Боснии и Герцеговине) — 30 января 1943, с. Бесаричи, Жумберак (Хорватия)) — югославский партизан, участник Народно-освободительной войны, Народный герой Югославии.
Окончив в 1940 гимназию, поступил на учебу в Военную академию. Участник национально-освободительной войны с 1941, был командиром партизанского отряда боровшегося с усташами.
С 13 сентября 1941 — политический комиссар партизанского отряда. В начале 1942 вступил в Коммунистическую партию Югославии. Тогда же, назначен политкомиссаром Второго отряда партизанского батальона «Старац Вујадин».
С мая 1942 отряд стал действовать в районе Лика. Воислав Иветич стал оперативный офицером батальона, а 4 ноября того же года — оперативный офицером 13-й пролетарской ударной бригады.
Погиб в бою с отрядом итальянских фашистов 30 января 1943 г.
Звание Народного героя Югославии присвоено Указом Президиума Народной скупщины СФРЮ от 5.07.1951.
Напишите отзыв о статье "Иветич, Воислав"
Литература
- Народни хероји Југославије. «Младост», Белград, 1975.
Отрывок, характеризующий Иветич, Воислав
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.
Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
