Соги
Соги | |
Дата рождения: | |
---|---|
Место рождения: | |
Дата смерти: | |
Место смерти: | |
Род деятельности: |
Соги (яп. 宗祇 Со:ги, 1421—1502) — японский поэт жанра рэнга.
Монах дзэн-буддийской школы Риндзай. Жил в храме Сёкоку-дзи в Киото. Его учителями искусства рэнга были поэты Содзэй , Сэндзюн и Синкэй .
Соги — автор трактатов «Мосиогуса» («Тёрокубуми») (яп. 藻塩草(長六文)) и «Адзума мондо» (яп. 吾妻問答, «Беседы в Адзуме», 1470), посвящённых технике рэнга, и путевого дневника «Сиракава кико» (яп. 白河紀行, 1468). В 1471 году получил свод тайных знаний об антологии «Кокинвакасю» от поэта То-но Цунэёри (1401—1484) . В 1473 году поселился в отшельнической хижине в северо-восточной части Киото. Составил личную поэтическую антологию «Васурэгуса» (яп. 萱草, «Трава-забвение») в 1474 году, а также руководил составлением антологии рэнга «Синсэн Цукуба сю» (яп. 新撰菟玖波集, «Новое собрание Цукуба», 1495).
Умер, путешествуя в провинцию Суруга.
Здесь приводятся несколько трёхстиший Соги из рэнга «Три поэта с горы Юнояма» (яп. 湯山三吟百韻), сложенной вместе с поэтами Сёхаку и Сотё 20 октября 1491 года во время пребывания поэтов на горячих источниках Арума у горы Юнояма (провинция Сэтцу).
* * *
Гомоном сверчков
прельщенный,
выйду из дома…
* * *
Печально, что птицей
в цветущих ветвях
быть не дано…
* * *
Среди безымянных
трав и деревьев
нашел свой приют…
* * *
Из этой глуши
в столицу ведет
заоблачный путь.
* * *
О, если б не ведало ты
то, что ведает изголовье,
сердце мое!
* * *
Колокол тихо гудит,
вся на виду деревушка,
ждущая луны.
* * *
Рукава промерзли,
дождь ночной переждав,
утром пускаюсь в путь.
* * *
Не сетуй в глуши
на унылые дни —
тающие, как роса.
(Переводы Д. Рагозина)
Напишите отзыв о статье "Соги"
Ссылки
- [lib.ru/JAPAN/japan_poetry.txt Японская поэзия]
Отрывок, характеризующий Соги
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.