Институт Святого Людовика

Королевский дом Святого Людовика (Maison royale de Saint-Louis) — первая светская женская школа Европы, послужившая образцом для многих подобных заведений в странах Европы, включая Смольный институт в Санкт-Петербурге. Находилась в посёлке Сен-Сир, который по имени школы (фр. l'école) был переименован в Saint-Cyr-l'École.

Инициатором создания приюта и его первым руководителем была мадам де Ментенон, вторая жена короля Людовика XIV. По её настоянию король в 1684 году распорядился организовать учреждение для воспитания 250 благородных девиц — сирот либо дочерей обедневших дворян, которые ввиду сложного материального положения были не в состоянии дать дочерям достойного образования. В селе Сен-Сир по соседству с Версалем король поручил своему архитектору Ардуэн-Мансару возвести учебный корпус. Строительные работы шли быстро и заняли всего 15 месяцев.

Воспитанницы были распределены на четыре класса, которые по цвету носимых лент именовались «красным» (7—10 лет), «зелёным» (11—14 лет), «жёлтым» (15—16 лет) и «голубым» (17—20 лет). Девушки старшего возраста, носившие чёрные ленты, помогали 36 дамам-воспитательницам, а иногда и подменяли их. Когда девушка покидала стены Сен-Сира, ей выплачивался из казны единовременный пансион в сумме 3000 ливров.

До создания Сен-Сира женское образование находилось всецело в руках церкви. Мадам де Ментенон настояла на том, чтобы программа обучения в Сен-Сире была шире той, что использовалась в женских монастырях. К примеру, воспитанницам разрешалось принимать участие в театральных постановках. Специально для этой цели Расин написал трагедии «Эсфирь» и «Аталия». Эта сторона школьной жизни изображена во французском фильме «Дочери короля» (2000), где мадам де Ментенон сыграла Изабель Юппер.

Несмотря на светский характер, учреждение не порывало связей с аббатством Сен-Дени, которое присылало в Сен-Сир клириков для «окормления» девиц. В 1692 году все дамы-воспитательницы вступили в католический орден августинок. После смерти короля в 1715 году мадам де Ментенон удалилась в Сен-Сир, где провела последние годы жизни и была похоронена. В 1717 году здесь её посетил царь Пётр I, которого заинтересовал проект учебного учреждения для женщин.

Во время Великой французской революции разделение общества на сословия было упразднено. Вместе с иными учреждениями «старого порядка» была упразднена в 1792 году и Сен-Сирская школа. Здание приюта было перепрофилировано в военный госпиталь. Позднее Наполеон распорядился открыть в Сен-Сире военную академию. Традиции старой Сен-Сирской школы продолжила учреждённая тем же правителем женская школа при ордене Почётного легиона (Maison d'éducation de la Légion d’honneur).

Литература

• Jacques Prévot, La première institutrice de France: Madame de Maintenon, Belin, 1981, ISBN 2-7011-0356-8.
• Hélène Jacquemin, Livres et jeunes filles nobles à Saint-Cyr: 1686-1793, Presses de l'Université d'Angers, 2007, ISBN 978-2-915751-13-0.
• Anne Piéjus, Le théâtre des demoiselles: tragédie et musique à Saint-Cyr à la fin du Grand siècle, Société française de musicologie, 2000, ISBN 2-85357-010-X.

Отрывок, характеризующий Институт Святого Людовика

«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.