Калуса

Калуса, иногда — калос, карлос, каалус — племя индейцев, проживавших на юго-западном побережье Флориды. Во время первого контакта с европейцами (испанцами) калуса относились к культуре, ныне известной как культура Калусахатчи (en:Caloosahatchee culture). Территория калуса простиралась от нынешнего Шарлотта-Харбор до Кейп-Сейбл. Калуса также занимали доминирующее положение по отношению к ряду других племён в южной Флориде, включая майяими около озера Майяими (ныне Окичоби), текеста (теквеста) и хаэга на юго-востоке полуострова, возможно, также и на племя аис на восточном побережье. Название «калуса» означало «яростные люди». Языки племён майяими и теквеста, возможно, были родственны языку калуса — на их языках название озера Майяими (ныне Окичоби) означало «большая вода».

Ранняя история

Археологическая культура, отождествляемая с калуса, существовала на берегах Флориды уже 5000 лет тому назад. Как показывают раскопки, явной смены населения в этих местах не было. Представители культуры занимались рыболовством, как и в период контакта с европейцами. В период 500—1000 керамика без украшений сменяется новой керамикой, при этом в глине керамики начинают обнаруживаться губки, что могло быть связано с миграцией на побережье.

Общество

Общество делилось на классы, которые испанцы воспринимали как «простолюдинов» и «знать». Племенем управляли несколько вождей — вождь племени («король»), военный вождь и верховный жрец. В 1564 г., по испанским источникам, жрец был отцом короля, а военный вождь — его двоюродным братом. Обычно вождю наследовал его сын. По сообщениям испанцев, вождь был обязан жениться на своей сестре, хотя Макмахон и Марквардт полагают, что здесь произошло непонимание, имелась в виду «сестра по клану». Вождь также женился на женщинах из подчинённых посёлков и соседних племён.

Рацион

Питание калуса в основном состояло из морепродуктов, которые они добывали в прибрежных водах, и растительной пищи. Они не культивировали кукурузу, но выращивали тыквы, перец чили и папайю на огородах (помимо пищи, тыквы использовались в качестве сосудов). Свидетельств культивирования злаков и развитого сельского хозяйства не обнаружено.

Орудия

Калуса ловили рыбу сетями, которые они плели из листьев «капустной пальмы», ложного сизаля, ивы и ряда других волокнистых растений. Калуса изготавливали лекала из костей и раковин для плетения сетей. также они использовали для рыбной ловли копья, крючки и другие принадлежности. Хорошо сохранившиеся сети, поплавки для сетей и крючки были обнаружены в Кей-Марко на территории соседнего племени муспа.

Религия

Калуса верили, что миром правят три сверхъестественных существа, что человек имеет три души, и что души переселяются в животных после смерти. Наиболее могущественный бог правил физическим миром, второй по важности — земными правительствами, и последний помогал в войнах той или иной стороне. Калуса верили, что три души находились, соответственно, в зрачке человека, в его тени и в его отражении. Душа в зрачке оставалась вместе с телом после смерти, и калуса приходили к могиле, чтобы посоветоваться с этой душой. Прочие две души покидали тело после смерти и переселялись в животных. Если калуса убивали животного, тогда душа переселялась в меньшее животное, и в перспективе могла превратиться в ничто.

Ритуалы калуса включали процессии жрецов и поющих женщин. Жрецы во время церемоний носили вырезанные из дерева маски, которые в другое время висели на стенах храмов.

Калуса упорно сопротивлялись попыткам испанцев обратить их в католицизм. Наиболее яростным противником христианизации была знать, статус которой основывался на религиозных представлениях калуса. Сопротивление испанцам продолжалось около 200 лет, до тех пор, пока в начале 18 в. племя калуса не было уничтожено вторгнувшимися во Флориду маскогами и ямаси.

Контакт с европейцами

Первый зафиксированный письменно контакт относится к 1513 г., когда Хуан Понсе де Леон высадился на западном побережье Флориды, вероятно, в устье реки Калусахатчи. Калуса, однако, узнали об испанцах ранее, поскольку принимали у себя беженцев с Кубы. Испанцы оснастили килем одно из судов калуса и предложили установить торговлю. К Понсе де Леону был направлен посланец калуса, говоривший по-испански, и предложил ждать вождя племени для переговоров. Вскоре после того 20 каноэ напали на испанцев, которые отбили атаку и захватили нескольких людей в плен. На следующий день на испанцев напали уже 80 каноэ, прикрытых щитами, однако ни одна из сторон не одержала в бою победы. Испанцы были вынуждены вернуться в Пуэрто-Рико. В 1517 Франсиско Эрнандес де Кордоба высадился на юго-западе Флориды, возвращаясь из Юкатана, и на него напали калуса. В 1521 г. Понсе де Леон вернулся на юго-запад Флориды, чтобы основать колонию, но калуса удалось выгнать испанцев и смертельно ранить Понсе де Леона.

В течение нескольких десятков лет калуса отбивали попытки испанских поселенцев, включая миссионеров, закрепиться на побережье. Больше всего информации о калуса собрал Эрнандо де Эскаланте Фонтанеда, жертва кораблекрушения, выброшенный на берег ок. 1550 г. в возрасте 13 лет и проживший в дальнейшем в нескольких индейских племенах, пока его не обнаружил в 1566 г. прибывший с новой экспедицией Менендес де Авилес. Он основал поселение Сан-Августин во Флориде и смог установить контакт с калуса. Мир был заключён на обременительных условиях — Менендес взял в жёны сестру Карлоса Калууса, вождя племени, которая в крещении получила имя Донья Антония. Менендес оставил гарнизон солдат и иезуитскую миссию Сан-Антон-де-Карлос вблизи «столицы» калуса. Тем не менее, вражда продолжалась. Испанцам удалось убить нескольких вождей и представителей знати калуса, но в 1569 г. миссию пришлось покинуть.

В течение последующего столетия контакты были немногочисленными. Испанские силы в 1614 г. напали у залива Тампа на калуса, которые враждовали с союзными испанцам племенами. Испанская экспедиция, направленная в 1680 г. на вызволение испанских пленников, была вынуждена вернуться после того, как ей отказались помогать другие индейские племена, опасаясь мести со стороны калуса. В 1697 г. францисканцы основали миссию, которую пришлось свернуть через несколько месяцев.

Когда в 1702 г. началась война между Великобританией и Испанией, союзные британцам племена маскоги и ямаси начали совершать набеги, достигая юга Флориды. Они были вооружены огнестрельным оружием, которое им предоставляли британцы, тогда как калуса, изолировавшие себя от европейцев, были вооружены намного хуже. Помимо смерти от пуль, многие калуса умерли от болезней, занесённых европейцами, и были вынуждены отступить на юго-восток. В 1711 г. 270 местных индейцев, среди которых было много калуса, были эвакуированы испанцами на Кубу. Вскоре после переселения около 200 индейцев умерли. Тем не менее, во Флориде осталось ещё около 1700 аборигенов. Миссия на побережье Мексиканского залива была основана в 1743 г. для аборигенов из различных племён, в том числе и калуса, однако она просуществовала всего несколько месяцев. Последние аборигены были эвакуированы на Кубу в 1760—1763 гг., когда Флорида была передана в состав Великобритании. Оставшиеся калуса, возможно, были ассимилированы семинолами.

Литература

• Bullen, Adelaide K. 1965. «Florida Indians of Past and Present», in Carson, Ruby Leach and Tebeau, Charlton. Florida from Indian trail to space age: a history. (Vol. I, pp. 317—350). Southern Publishing Company.
• Goggin, John M., and William C. Sturtevant. «The Calusa: A Stratified, Nonagricultural Society (With Notes on Sibling Marriage).» In Explorations in Cultural Anthropology: Essays Presented to George Peter Murdock. Ed. Ward H. Goodenough. New York: McGraw-Hill, 1964, 179—219.
• Hann, John, ed. & trans. Missions to the Calusa. University of Florida Press, 1991.
• MacMahon, Darcie A. and William H. Marquardt. The Calusa and Their Legacy: South Florida People and Their Environments. University Press of Florida, 2004. ISBN 0-8130-2773-X
• Marquardt, William H. ed. Culture and Environment in the Domain of the Calusa. Institute of Archaeology and Paleoenvironmental Studies Monograph #1. University of Florida, 1992.
• Marquardt, William H. (2004). Calusa. In R. D. Fogelson (Ed.), Handbook of North American Indians: Southeast (Vol. 14, pp. 204—212). Washington: Smithsonian Institute.
• Widmer, Randolph J. The Evolution of the Calusa: A Nonagricultural Chiefdom on the Southwest Florida Coast. Tuscaloosa: University of Alabama Press, 1988.
• Ashrafyan, Konstantin. History of Florida by...Publisher: CREATESPACE Amazon Digital Services LLC, 2016 ASIN: B01BJ7DSVK, ISBN-10: 1519541309, ISBN-13: 978-1519541307
• Ашрафьян, Константин. История Флориды от… Книга 1 / History of Florida by… Book 1 (English and Russian) Publisher: CREATESPACE ASIN: B01FKF26PQ ISBN 1530282098, 306 p, 2016

Ссылки

• www.sanybel.com/calusa_indian.htm
• www.amazon.com/dp/B01FKF26PQ/ref=rdr_ext_sb_ti_hist_1#nav-subnav

Отрывок, характеризующий Калуса

– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.