Каменев, Валериан Константинович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Валериан Константинович Каменев
Дата рождения:

1822(1822)

Дата смерти:

14 декабря 1874(1874-12-14)

Место смерти:

Гатчина, Санкт-Петербургская губерния

Жанр:

пейзаж

Работы на Викискладе

Валериа́н Константи́нович Ка́менев (1822 — 14 декабря 1874 года, Гатчина, Санкт-Петербургская губерния) — русский живописец-пейзажист.





Биография

Родился в 1822 году в Новгородской губернии в семье дворянина.[1] Не окончив курса[2] гимназии в Новгороде в 1838 году, по протекции отца[1] поступил на службу в уголовную палату, затем в губернскую канцелярию[2]. С 1841 года, переехав в Санкт-Петербург[2] и продолжая оставаться на службе, начал в качестве постороннего ученика заниматься в Императорской Академии художеств. Состоял на службе в Департаменте уделов, где с 1845 года был помощником начальника в удельной конторе.[2] В 1848 году ему было присвоено звание неклассного художника, и с этого же времени он начал выставлять свои пейзажи на академических выставках (1850–1853, 1857–1864, 1867, 1874)[2]. С 1850 года служил в Департаменте герольдии Правительствующего Сената.[2] В 1853 был признан «назначенным» в академики,[2] а в 1857 году за картину «Вид на острове Голодае близ Петербурга» ему было присуждено звание академика[3] и в том же году перешёл на службу в министерство юстиции.[2]

В 1858 году принял решение оставить государственную службу и стать профессиональным художником. В 1859 году совершил путешествие по странам Европы, во время которого посетил Германию, Францию, Бельгию, Швейцарию, Италию и откуда привёз много этюдов и эскизов. После возвращения в Россию начал преподавать рисование в Морском кадетском корпусе (1858–1864), Инженерном артиллерийском училище морского ведомства, петербургской седьмой мужской гимназии (с 1862),[2] а в 1869 году перешёл в Гатчинский институт и Гатчинскую женскую гимназию.[3]

Умер 14 декабря 1874 года в Гатчине.[2]

Творчество

Работал как пейзажист — писал виды Петербурга и окрестностей (острова Петровский, Крестовский, Голодай), Финляндии (Гельсингфорс, водопады Кивач, Кюро).[2]

Кроме того, написал портреты Павла I, императриц Марии Федоровны и Марии Александровны, принца П. Г. Ольденбургского для различных государственных учреждений.[2]

Создал ряд образов для церкви лейб-гвардии Кирасирского полка.[2] Занимался офортом.[4]

Его работы имеются в в Государственной Третьяковской галерее, Таганрогской картинной галерее, Сочинском художественном музее.[2]

Галерея

Известные работы
Вид окрестностей города Гатчины Жатва Закат в окрестностях Петербурга. Лахта Утро под Петербургом

Напишите отзыв о статье "Каменев, Валериан Константинович"

Примечания

  1. 1 2 [naholste.info/?t=10&s=71 Русская живопись :: КАМЕНЕВ Валериан - биография, картины, печать на холсте репродукций]
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [artinvestment.ru/auctions/2893/biography.html ARTinvestment.RU / Художники / Каменев, Валериан Константинович / Биография]
  3. 1 2 [www.artsait.ru/art/k/kamenev/main.htm Русские художники. Каменев Валериан Константинович]
  4. Ровинский Д. А. Подробный словарь русских граверов XVI — XIX веков. СПб. 1895. Т. 2. Стб. 455–456

Ссылки


Отрывок, характеризующий Каменев, Валериан Константинович

«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.