Камертон (эталон высоты)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Камерто́н (нем. Kammerton, англ. concert pitch) — эталон высоты звука, применяемый в практике музыкального исполнительства для соотнесения звука заданной частоты с избранным музыкальным звуком — как правило, со звуком a1 (ля первой октавы). В современной России музыканты-практики для обозначения эталона высоты используют слово «строй» в значении «тон настройки» (инструмента, голоса, хора).

Для фиксации и воспроизведения эталона начиная с XVIII в. используется небольшое устройство одноимённого названия (в России конца XVIII века оно называлось словом «стройник»[1]).

Единого абсолютного физического эталона для относительного музыкального звука не существует. Ныне для исполнения академической музыки в ряде стран (в том числе в России) принят стандарт a1 = 440 Гц. Использовавшиеся в прежние времена стандарты высоты отличаются от нынешнего вплоть до целого тона (вниз или вверх).





Эталоны высоты в XVII—XVIII вв.

Термин Kammerton (букв. камерный звук) возник от названия фиксированной по высоте настройки, применявшейся в камерной инструментальной музыке Германии в XVII—XVIII вв. Согласно М. Преториусу, камерный тон «применяется для увеселения публики в ходе застолья и пиршеств» («vor der Taffel und in Conviviis zur fröligkeit gebraucht»).

Для настройки хора и органа в то же время использовался другой эталон, который назывался «хоровым тоном» (Chorton) или «органным тоном» (Orgelton). В 1612 г. хоровой тон М. Преториус описывал как звук, лежащий целым тоном ниже камерного[2]. Около 1700 г. под влиянием французских деревянных духовых инструментов камерный тон (во Франции описывавшийся как фр. ton de chapelle) распространился в Германии и стал ниже хорового тона. Эту перемену описал (в книге 1752 г.) И. И. Кванц[3]. Ещё раньше (в словаре 1732 г.) на это же указал знаменитый немецкий лексикограф И. Г. Вальтер[4].

До начала XVIII в. измерения камертона были относительными (в выражениях типа «на полтона выше чем…», «на тон ниже чем…»). Благодаря исследованиям выдающегося физика Ж. Совёра высоту звука стали измерять точно. Таким образом, тон a1 в оркестре Парижской оперы в 1704 г. был измерен как 405,3 Гц. Первый прибор камертон (1711), разработанный в Англии, имел частоту звука a1=419 Гц[5].

Другие исторические стандарты высоты

В России с конца XVIII в. до 1885 г. применялся так называемый «петербургский камертон»: a1 = 436 Гц (впервые был измерен работавшим в Петербурге итальянским композитором и дирижёром Дж. Сарти). В 1885 г. на Международной конференции в Вене (т.наз. нем. Stimmtonkonferenz) в качестве эталона был признан «нормальный тон» (нем. Normalton), а именно a1 = 435 Гц.

Ныне для исполнения академической музыки, написанной с середины XIX в. по сей день, принят стандарт a1 = 440 Гц, который был установлен на лондонской конференции по стандартизации (ISA) в 1939 г. и в 1953 г. утверждён Международной организацией по стандартизации (ISO)[6]. Звук указанной частоты издают современные (акустические) камертоны, (электронные) тюнеры и прочие приборы, применяющиеся для настройки музыкальных инструментов.

Эталон высоты в аутентичном исполнительстве

В исполнениях так называемой старинной музыки современные аутентисты используют различные эталоны. Для барочной музыки в целом распространён стандарт a1 = 415 Гц (примерно на полтона ниже «обычного фортепианного» ля). Этот стандарт не опирается на какой-либо один или «самый истинный» старинный источник (теоретический трактат и т. п.), но принят музыкантами-исполнителями по негласному консенсусу. Кроме того, в музыке барокко, где заняты музыкальные инструменты, применяются[7]

  • для североитальянского барокко (Габриели, Монтеверди и т. п.) a1 = 460 Гц
  • для французского и южноитальянского барокко a1 = 392 Гц
  • для венской классики (Моцарт, Гайдн и т. п.) и раннего романтизма (ок. 1750—1850) a1 = 430 Гц
  • для исполнения немецкой хоровой и органной музыки XVII в. a1 = 415 Гц

Таким образом, разброс эталонных высот для настройки инструментов и хора в интерпретациях аутентистов весьма значителен. Субъективно аутентистские интерпретации воспринимаются как «пониженные» или «повышенные» (вплоть до целого тона) по отношению к «привычной» высоте звука. Это обстоятельство (особенно если интервал сдвига не соответствует точно равномерно темперированному — «фортепианному» — полутону) причиняет физиологическое неудобство обладателям абсолютного слуха.

Напишите отзыв о статье "Камертон (эталон высоты)"

Примечания

  1. Сарти // Музыкальный Петербург. Энциклопедический словарь. — Кн. 3. — СПб., 1999. — С. 91.
  2. Syntagma musicum II, S. 14 ff.
  3. Nachdem aber die Französen nach ihrem angenehmen tiefern Tone, die deutsche Querpfeife in die Flöte transversie <…> gewandelt hatten, hat man in Deutschland auch angefangen, den hohen Chorton mit dem Kammertone zu verwechseln.
  4. Musicalisches Lexicon. Leipzig, 1732, S. 130 ff.
  5. Камертон // БРЭ. — Т. 12. — 2008. — С. 623.
  6. Стандарт был подтверждён этой организацией в 1975 г. под номером [webstore.ansi.org/RecordDetail.aspx?sku=ISO%2016:1975 ISO 16:1975]
  7. Справка дана по журналу [www.musebaroque.fr/instrument-diapason/ Muse Baroque (февраль 2010)].

Литература

  • Gebhard, Hans. Praktische Anleitung zur Aufführung der Vokalmusik des 16. bis 18. Jahrhunderts. — Frankfurt am Main: Peters, 1998. — ISBN 3-87626-170-8.
  • Haynes, Bruce. A History of Performing Pitch: The Story of A. Lanham (Maryland). — Oxford: Scarecrow Press, 2002.
  • Высота // Музыкальный словарь Гроува. — М., 2007. — C. 210.
  • Myers H. Pitch and transposition // A performer’s guide to Renaissance music, ed. by J. T. Kite-Powell. 2nd ed. — Bloomington: Indiana University Press, 2007. — P. 290—299.
  • Камертон // Большая российская энциклопедия. — Т.12. — 2008. — С. 623.

Ссылки

  • [books.google.at/books?id=3Vwh0PZ3EuMC Bruce Haynes. A History of Performing Pitch (2002)]

Отрывок, характеризующий Камертон (эталон высоты)

– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.