Кампо Санти-Джованни э Паоло
Координаты: 45°26′21″ с. ш. 12°20′28″ в. д. / 45.4392167° с. ш. 12.3413278° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=45.4392167&mlon=12.3413278&zoom=14 (O)] (Я)
|
| |
| <center>Кампо Сан-Заниполо на ведуте Франческо Гварди (около 1760 года) и в наше время
| ||
</div> </div> Ка́мпо Са́нти-Джова́нни э Па́оло (итал. Campo dei Santi Giovanni e Paolo) или Сан-Занипо́ло — одна из самых больших площадей (кампо) в Венеции, находится в районе Кастелло.
Кампо Санти-Джованни э Паоло — одна из первых мощёных площадей Венеции[1]. Она получила своё название благодаря собору апостолов Иоанна и Павла, находящемуся на ней.
Кампо имеет форму буквы Г. В центре площади стоит конный памятник кондотьеру Бартоломео Коллеони, спасшему Венецианскую республику от посягательства врагов. Согласно завещанию Коллеони, его памятник должен был быть возведён на площади Сан-Марко в сердце Венеции. Однако власти не допустили этого, и бронзовая статуя была установлена напротив главной церкви доминиканцев в Венеции[1]. Автором памятника является Андреа Вероккьо, учитель Леонардо да Винчи, закончивший работу над ним в 1494 году[2].
Русский путешественник XVII века отмечал, что «есть одна площадь при монастыре святых апостол Иоанна и Павла изрядныя и на той площади столп каменной, четвероуголной, изрядной работы, не добре высокой, на котором поставлено подобие человека на лошади, зделано из меди предивною работою во образ некотораго древних лет генерала, имеющаго добрую славу в войне»[3].
Северная часть площади вызывает самый большой интерес: тут расположена скуола Сан-Марко и собор Санти-Джованни э Паоло (Сан-Заниполо на венецианском диалекте). Белоснежный фасад скуолы в стиле раннего венецианского Возрождения контрастирует с готическим фасадом собора из красного кирпича. Последний был отреставрирован в конце XIX века и лишен некоторых пристроек[1].
В восточной части площади находится здание монастыря доминиканцев. Южная сторона занята обычными зданиями, среди которых можно выделить палацетто Дандоло, а западная выходит на канал Мендиканди, через который перекинулся мост Кавалло, в который утыкается улица Calle larga Giacinto Gallina[1].
Каждый год кампо становится отправной точкой для регаты имени святых Иоанна и Павла и местом награждения победителей в ней.
Это не апостолы, а раннехристианские мученики!!!
Напишите отзыв о статье "Кампо Санти-Джованни э Паоло"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 [venice.jc-r.net/campi/campo-san-giovanni-e-paolo.htm venice.jc-r.net] (англ.)
- ↑ [www.italcult.ru/sestiere-castello-i-lido/233-konnaya-statuya-bartolomeo-kolleoni.html www.italcult.ru]
- ↑ [az.lib.ru/t/tolstoj_p_a/text_0020.shtml Lib.ru/Классика: Толстой Петр Андреевич. Путешествие стольника П. А. Толстого по Европе (1697-1699)]
Отрывок, характеризующий Кампо Санти-Джованни э Паоло
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
