Каникулы Гегеля

Каникулы Гегеля
Жанр	Бард-рок, Блюз-рок, рок, рок-н-ролл
Годы	с 1998
Страна	Россия Россия
Откуда	Москва

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Каникулы Гегеля — российская рок-группа, основанная Александром Строевым (основатель клуба АРТ’ЭРИА). История группы началась в Москве в феврале 1998 года, когда была осуществлена первая запись коллектива на Малой сцене театра на Таганке.

Название и атрибутика

Название группы связано с именами двух великих людей — творца немецкой классической и романтической философии, Георга Гегеля и ярчайшего представителя поэтического сюрреализма, Рене Магритта. Увлеченные поиском визуального воплощения закона единства и борьбы противоположностей, участники группы наткнулись на одну из самых удивительных и непостижимых картин Магритта, которая так и называлась «Каникулы Гегеля». В попытке связать Гегеля, раскрытый зонт и стакан воды воедино, получаем алогичность, то есть отсутствие Гегеля или его «каникулы» — мудрая арт-шутка Магритта. Графическое переложение картины стало главным атрибутом группы, создающей «музыку для отдыха умных людей».

История

• 18 февраля 1998 года на вечере памяти Александра Башлачева состоялось первое выступление группы.
• 2000 год — «Каникулы Гегеля» стали лауреатом всероссийского фестиваля акустического рока «Единение».
• 2001—2002 — перерыв в концертной деятельности, во время которого Александр Строев, живший в США, дает около десяти сольных концертов для русскоязычной эмиграции в штатах Вашингтон и Орегон, в том числе в частном концертном зале для компании «Майкрософт».
• С 2003 года группа «Каникулы Гегеля» возобновила концертную деятельность под девизом «Обет немолчания».

Площадки и клубы, где выступала группа: клуб «Б-2», «Запасник», клуб «Ю-ту», клуб «Швайн», кинотеатр «Тула», кинотеатр «Улан-Батор» (гала-концерт фестиваля акустического некоммерческого рока «Единение»), Дом-музей Станиславского, театральный музей Бахрушина, клуб «Третий Путь», Большой зал Политехнического музея, клуб «Арт’эриа», клуб «Форпост», стадион «Динамо» (на празднике газеты «Московская правда»); клубы «Сайгон» и «Котел» (Санкт Петербург), на закрытии телевизионного фестиваля «Братина» (Сергиев Посад), клуб «Меццо Форте», Международный Дом Музыки, Малая сцена театра «Содружество актеров Таганки», бард-кафе «Гнездо Глухаря», клуб «Маяк», «Р-Клуб», Интернет-клуб «Скрин». Песни звучали на радиостанциях «Арсенал», «Маяк», «Аврора» (США, Сиэтл), «Культура».

Состав группы

• Строев Александр — текст, музыка, акустическая гитара, губная гармошка, вокал
• Воронков Алексей — аранжировка, клавишные
• Мызиков Николай — контрабас, бас-гитара
• Иваков Дмитрий — ударные
• Кудрявцева Юлия — скрипка

Участники в разные годы

Миткевич Александр — труба (группа «Тинтал»)
Прописнов Александр — электрогитара, акустическая гитара
Клопов Денис — glasharp (стеклянная арфа)
Цеге Тимур — электрогитара
Ильицкий Константин — скрипка

Струнный квартет:
Свистунов Олег — 1-я скрипка
Енджиевская Олеся — 2-я скрипка
Гладкова Маргарита — альт
Тихонова Анна — виолончель

Никольский Николай — звукорежиссёр, Студия «Escape»

Играли с группой:
Данилов Глеб — перкуссия
Николаев Дмитрий — ударные
Раев Андрей — кларнет
Стрельников Егор — гусли
Бобков Сергей — альт
Демиденко Андрей — клавишные
Ситников Дмитрий — акустическая гитара
Благовещенский Сергей — валторна
Четвериков Евгений — ударные
Сергомасова Валентина — скрипка
Мендерова Надежда — 1-я скрипка
Верма Софья — 2-я скрипка
Козырева Елена — виолончель
Стекольщикова Анастасия — альт

Дискография

Год	Название	Комментарий
2009	«Не кантовать!»	1-й студийный альбом, состоящий из 10 композиций: Красивые люди О странном Одиссея Блесна Звезда Безалкогольная женщина К Сове Крестоцвет Ночная музыка Петр и Февронья

Участники о группе и творчестве

Александр Строев: Искусство преследует разные цели, в одном случае его предназначение развлекать, в другом заставлять задуматься, в третьем умиротворять и приносить утешение. Наш случай и путь, я думаю, именно третий. Но если то, что ты делаешь не способно поселяться в сердце и памяти зрителя, слушателя или читателя, лучше отказаться от этой затеи. Все проверяется временем. И время говорит нам, что в том, что мы делаем, пока ещё есть смысл. </span>

Алексей Воронков: Мне кажется очень важным и далеко не случайным, что за эти годы в «Каникулах Гегеля» играло столько прекрасных музыкантов с самыми разными стилистическими предпочтениями и пристрастиями, при этом каждый из них привносил и в звучание, и в концепцию группы что-то своё. Возможно, кому-то это покажется излишней эклектичностью, стремлением «угодить всем», но я всё же думаю, что при всех разнообразных исканиях одно всегда оставалось неизменным — настроение, живущее в Сашиных песнях.

Я бы назвал музыку «Каникул» «музыкой для отдыха умных людей». Мне кажется, именно в этом её смысл, и именно это мы постарались зафиксировать в этом альбоме. И символично, что наряду с новыми людьми, сотрудничество с которыми началось на записи этого альбома, в работе над ним приняли участие многие из тех, кто играл с нами раньше.

</span>

Ссылки

• [www.realmusic.ru/kanikuly_gegelya/ Композиции с альбома «Не кантовать!» на сайте RealMusic.ru]
• [video.yandex.ru/search.xml?text=%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%B1%D0%BE%D0%BC%20%D0%BD%D0%B5%20%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D1%82%D0%BE%D0%B2%D0%B0%D1%82%D1%8C&where=all/ Видео-альбом «Не кантовать!» на video.yandex.ru]

Отрывок, характеризующий Каникулы Гегеля

Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.