Квашнин-Самарин, Фёдор Петрович
Поделись знанием:
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
| Фёдор Петрович Квашнин-Самарин | |
| Род деятельности: | |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Подданство: | |
| Дата смерти: |
20 сентября 1770 (66 лет) |
| Место смерти: | |
| Дети: |
сын – Пётр, |
Фёдор Петрович Квашнин-Самарин (14 сентября 1704 — 20 сентября 1770) — действительный тайный советник, герольдмейстер, президент Главного магистрата в Москве.
Содержание
Биография
Фёдор Петрович Квашнин-Самарин родился 14 сентября 1704 года. Представитель дворянского рода Квашниных-Самариных.
Начал службу пажом царевны Натальи Алексеевны.
Окончил Санкт-Петербургскую Академию морской гвардии. Служил в военно-морском флоте.
С 1754 года был членом и прокурором Вотчинной коллегии.
С 1755 года — герольдмейстер.
С 1758 по 1764 годы служил в Главном магистрате. Пожалован в ранг действительного статского советника. С 1 января 1762 года — обер-президент Главного магистрата в Москве.[1].
Скончался 20 сентября 1770 года, погребён близ Богоявленской церкви в своём имении в селе Брыково, Звенигородского уезда Московской губернии. Каменная Богоявленская церковь была заложена и строилась на средства Ф. П. Квашнина-Самарина, достраивал церковь его сын Пётр Фёдорович[2].
Семья
- Сын — Квашнин-Самарин Пётр Фёдорович (1743—1815) действительный тайный советник, президент Юстиц-коллегии, наместник Уфимского наместничества с 1782 по 1783 год, Новгородского наместничества с 1786 по 1793 год, был женат на княжне Салтыковой Анастасии Петровне (1731—1830), дочери русского государственного и военного деятеля, действительного тайного советника, сенатора П. С. Салтыкова.
- Дочь — Воронцова (Квашнина-Самарина) Прасковья Фёдоровна (1750—1797), была замужем за А. И. Воронцовым, сенатором, действительным тайным советником.
Напишите отзыв о статье "Квашнин-Самарин, Фёдор Петрович"
Примечания
Литература
- Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
- Шереметевский В. Русский провинциальный некрополь. Т.1. М.,1914
Ссылки
- [www.r-g-d.org/K/keldysh.htm Российское Генеалогическое Древо]
- [rosgenea.ru/?alf=11&page=2&serchcatal=%CA%E2%E0%F8%ED%E8%ED-%D1%E0%EC%E0%F0%E8%ED&radiobutton=4 Центр генеалогических исследований ]
- [www.rulex.ru/01111108.htm Квашнины-Самарины]
Отрывок, характеризующий Квашнин-Самарин, Фёдор Петрович
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.
Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
