Кинэ, Эдгар

Эдгар Кинэ

Эдгар Кинэ (фр. Edgar Quinet; 17 февраля 1803, Бурк-ан-Брес, — 27 марта 1875, Версаль) — французский историк.

Биография

Сын строгого республиканца Жерома Кинэ, после возвышения Наполеона подавшего в отставку и удалившегося в провинцию, где он занимался научными, главным образом математическими исследованиями. На развитие Кинэ большое влияние имела его мать, женщина очень религиозная, хотя и не вполне правоверная католичка. Недолго, уступая желанию отца, он состоял в военной службе. В 1823 году вышла первая его книга «Tablettes du Juif Errant». Сильнейшее впечатление на него произвела «Philosophie der Geschichte» Гердера; он решил перевести её и издал свой труд в 1827 году, благодаря чему достиг значительной известности; в это же время он познакомился с Кузеном и Мишле. Еще до появления этой книги он посетил Германию и Англию. Кузен выхлопотал для него место в правительственной миссии в Морею, в 1829 году.

По возвращении Кинэ издал «La Grèce Moderne» (1830). В 30-х годах был сотрудником «Revue des Deux Mondes», где поместил, между прочим, замечательный этюд «Les Epop ées Françaises du XII-iéme Siè cle», в котором один из первых оценил по достоинству долго пренебрегавшиеся chansons de geste. «Ahasverus» — первое его замечательное оригинальное произведение — появилось в 1833 году; за этой странной прозаической поэмой последовали две поэмы в стихах: «Napoléon» и «Prométhée», уступающая «Агасферу», так как стихом Кинэ владел не особенно хорошо. В 1838 году Кинэ написал резкий ответ на «Жизнь Иисуса» Штраусса. В 1839 году он был назначен профессором иностранных литератур в Лион; лекции, которые он здесь читал, вошли в состав его «Génie des Religions». Два года спустя он был переведен в Collège de France, на кафедру южных литератур; но Кинэ, оставив в стороне этот предмет, занялся, в союзе с Мишле, ожесточенной полемикой с иезуитами и ультрамонтанами, вследствие чего, в 1845 году, правительство положило конец его лекциям. С этого времени Кинэ стал считаться республиканцем и отчасти революционером. В учредительном и законодательном собраниях времен Второй республики он заседал среди крайних радикалов, резко нападал на римскую экспедицию и с самого начала был непримиримым противником принца Луи-Наполеона. Изгнанный из Франции после декабрьского переворота, он поселился в Брюсселе, а потом в Вейто (Veytaux), на берегу Женевского озера, где и оставался до падения империи. По возвращении в Париж он вновь занял свою кафедру; во время осады написал много резких памфлетов против немцев.

Избранный в 1871 году депутатом от Сенского департамента, он был одним из упорнейших противников мира с Германией. К последнему периоду его литературной деятельности относятся следующие сочинения: «Les Révolutions d’Italie» (1848); «Les Esclaves» (драматическая поэма, 1853); «Marnix de S-te Aldegonde» (1854); «Merlin l’Enchanteur» (1860); «Histoi re de la Campagne de 1815» (1862); «La Révolution» (1866); «La Création» (1870); «Le siége de Paris et la Défense Nationale» (1871); «La République» (1872); «Le Livre de l’Exilé» (1875). Обширный труд Кинэ по истории революции представляет собой научное рассуждение на вопрос о том, почему французы посредством революции не добились политической свободы. Такая постановка вопроса вполне понятна в эпоху Второй империи. Причину явления Кинэ усматривает в недостатке у французов уважения к индивидуальной свободе, а последнее обстоятельство он объясняет условиями «старого порядка». Будучи сам республиканцем, он порицал крайности революции. После смерти Кинэ появились 3 тома его писем. Кинэ уже в 1858 году издал полубиографическую книгу «Histoire de mes Idées»; в 1870 году его вторая жена издала «Mémoires d’Exil». Характер Кинэ был в высшей степени привлекательный; особенно ярко он отразился в его письмах к матери, в рассказе о его ранней жизни. Его главным недостатком было неумение сосредоточиться; труды его очень растянуты, но в то же время богаты местами замечательной силы и красоты.

Цитаты из книги «Революция»

Если мы восхваляем необходимость террора 93-го, мы можем сколько угодно добавлять, что не желаем возобновлять его. Это пустое уверение. Этим мы не сможем убедить свет, и он прав: потому что от старой привычки можно избавиться, только осудив её и в прежних проявлениях.

Слишком часто мы приписывали измене или низости то, что происходит от глупости

Вот существенная черта всех революционеров. Они хотят свободы, или по крайней думают, что хотят её. Но идея о ней составлена у них под влиянием деспотизма старого порядка… Каждый, став царем, говорит по-царски: «Такова моя воля».

Есть только два способа сделать революцию непоправимой: первое — изменить нравственный строй, религию, второе — изменить строй материальный, собственность. Революции, употребляющие эти средства, обречены жить. Первое для них вернее второго

Примечания

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Эдгар Кине
• [archive.org/stream/ahasvrus00quingoog#page/n10/mode/1up 1834 edition of Quinet’s Ahasvérus] at Internet Archive

Отрывок, характеризующий Кинэ, Эдгар

После деревни и в том серьезном настроении, в котором находилась Наташа, всё это было дико и удивительно ей. Она не могла следить за ходом оперы, не могла даже слышать музыку: она видела только крашеные картоны и странно наряженных мужчин и женщин, при ярком свете странно двигавшихся, говоривших и певших; она знала, что всё это должно было представлять, но всё это было так вычурно фальшиво и ненатурально, что ей становилось то совестно за актеров, то смешно на них. Она оглядывалась вокруг себя, на лица зрителей, отыскивая в них то же чувство насмешки и недоумения, которое было в ней; но все лица были внимательны к тому, что происходило на сцене и выражали притворное, как казалось Наташе, восхищение. «Должно быть это так надобно!» думала Наташа. Она попеременно оглядывалась то на эти ряды припомаженных голов в партере, то на оголенных женщин в ложах, в особенности на свою соседку Элен, которая, совершенно раздетая, с тихой и спокойной улыбкой, не спуская глаз, смотрела на сцену, ощущая яркий свет, разлитый по всей зале и теплый, толпою согретый воздух. Наташа мало по малу начинала приходить в давно не испытанное ею состояние опьянения. Она не помнила, что она и где она и что перед ней делается. Она смотрела и думала, и самые странные мысли неожиданно, без связи, мелькали в ее голове. То ей приходила мысль вскочить на рампу и пропеть ту арию, которую пела актриса, то ей хотелось зацепить веером недалеко от нее сидевшего старичка, то перегнуться к Элен и защекотать ее.
В одну из минут, когда на сцене всё затихло, ожидая начала арии, скрипнула входная дверь партера, на той стороне где была ложа Ростовых, и зазвучали шаги запоздавшего мужчины. «Вот он Курагин!» прошептал Шиншин. Графиня Безухова улыбаясь обернулась к входящему. Наташа посмотрела по направлению глаз графини Безуховой и увидала необыкновенно красивого адъютанта, с самоуверенным и вместе учтивым видом подходящего к их ложе. Это был Анатоль Курагин, которого она давно видела и заметила на петербургском бале. Он был теперь в адъютантском мундире с одной эполетой и эксельбантом. Он шел сдержанной, молодецкой походкой, которая была бы смешна, ежели бы он не был так хорош собой и ежели бы на прекрасном лице не было бы такого выражения добродушного довольства и веселия. Несмотря на то, что действие шло, он, не торопясь, слегка побрякивая шпорами и саблей, плавно и высоко неся свою надушенную красивую голову, шел по ковру коридора. Взглянув на Наташу, он подошел к сестре, положил руку в облитой перчатке на край ее ложи, тряхнул ей головой и наклонясь спросил что то, указывая на Наташу.
– Mais charmante! [Очень мила!] – сказал он, очевидно про Наташу, как не столько слышала она, сколько поняла по движению его губ. Потом он прошел в первый ряд и сел подле Долохова, дружески и небрежно толкнув локтем того Долохова, с которым так заискивающе обращались другие. Он, весело подмигнув, улыбнулся ему и уперся ногой в рампу.
– Как похожи брат с сестрой! – сказал граф. – И как хороши оба!
Шиншин вполголоса начал рассказывать графу какую то историю интриги Курагина в Москве, к которой Наташа прислушалась именно потому, что он сказал про нее charmante.
Первый акт кончился, в партере все встали, перепутались и стали ходить и выходить.
Борис пришел в ложу Ростовых, очень просто принял поздравления и, приподняв брови, с рассеянной улыбкой, передал Наташе и Соне просьбу его невесты, чтобы они были на ее свадьбе, и вышел. Наташа с веселой и кокетливой улыбкой разговаривала с ним и поздравляла с женитьбой того самого Бориса, в которого она была влюблена прежде. В том состоянии опьянения, в котором она находилась, всё казалось просто и естественно.
Голая Элен сидела подле нее и одинаково всем улыбалась; и точно так же улыбнулась Наташа Борису.
Ложа Элен наполнилась и окружилась со стороны партера самыми знатными и умными мужчинами, которые, казалось, наперерыв желали показать всем, что они знакомы с ней.
Курагин весь этот антракт стоял с Долоховым впереди у рампы, глядя на ложу Ростовых. Наташа знала, что он говорил про нее, и это доставляло ей удовольствие. Она даже повернулась так, чтобы ему виден был ее профиль, по ее понятиям, в самом выгодном положении. Перед началом второго акта в партере показалась фигура Пьера, которого еще с приезда не видали Ростовы. Лицо его было грустно, и он еще потолстел, с тех пор как его последний раз видела Наташа. Он, никого не замечая, прошел в первые ряды. Анатоль подошел к нему и стал что то говорить ему, глядя и указывая на ложу Ростовых. Пьер, увидав Наташу, оживился и поспешно, по рядам, пошел к их ложе. Подойдя к ним, он облокотился и улыбаясь долго говорил с Наташей. Во время своего разговора с Пьером, Наташа услыхала в ложе графини Безуховой мужской голос и почему то узнала, что это был Курагин. Она оглянулась и встретилась с ним глазами. Он почти улыбаясь смотрел ей прямо в глаза таким восхищенным, ласковым взглядом, что казалось странно быть от него так близко, так смотреть на него, быть так уверенной, что нравишься ему, и не быть с ним знакомой.