Клейтон, Гилберт Фолкингэм

Сэр Гилберт Фолкингэм Клейтон (англ. Gilbert Falkingham Clayton, 6 апреля 1875 — 11 сентября 1929) — британский колониальный администратор и разведчик, бригадный генерал.

В 1895 году Гилберт Клейтон вступил в Королевский полк артиллерии. Был послан в Судан во время подавления восстания махдистов, участвовал в сражении при Атбара. После этого служил в Египте, однако в 1910 году ушёл в отставку, чтобы стать личным секретарём генерал-губернатора Судана сэра Реджинальда Уингейта.

В начале Первой мировой войны Клейтон направил меморандум Китченеру, в котором утверждал, что работа с арабами помогла бы в победе над Османской империей. В результате он получил звание бригадного генерала и стал работать в разведке. Он стал одним из создателей Арабского бюро, которое впоследствии организовало Арабское восстание.

После войны Клейтон был советником египетского правительства, с 1922 по 1925 годы был секретарём по гражданским делам правительства Палестины, а в 1925 году короткое время даже исполнял обязанности Верховного комиссара.

Впоследствии Клейтон участвовал в переговорах с арабскими правителями, приведшими к заключению в 1927 году договора в Джидде. В 1928—1929 годах Гилберт Клейтон был британским Верховным комиссаром в Месопотамии. В 1929 году Клейтон неожиданно скончался от сердечного приступа.

Отрывок, характеризующий Клейтон, Гилберт Фолкингэм

С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.