Компьютерная революция

Компьютерная революция (революция микрокомпьютеров, революция персональных компьютеров, цифровая революция) — фраза, используемая для описания быстрого развития компьютеров на микропроцессорах, когда в течение 1970-х и 1980-х годов компьютеры стали более доступными для широких слоёв населения. До 1977 года единственным контактом большей части населения с компьютерами были оплата коммунальных услуг, банковские операции, операции с заработной платой. В течение десятилетия компьютеры стали распространённым потребительским товаром.

Появление доступных персональных компьютеров имело длительное влияние на образование, бизнес, музыку, социальное взаимодействие и развлечения.

Снижение стоимости микропроцессоров

Мини-компьютеры, предки современного персонального компьютера, использовали в начале интегральной схемы (микрочип), что позволило снизить размеры и стоимость, но они не содержали в своём составе микропроцессоры. Это означало, что они все ещё ​​были большими и трудноизготавлемыми так же, как их предшественники мейнфреймы. После того, как "компьютер-на-чипе" стал коммерческим продуктом, стоимость изготовления компьютерной системы резко снизилась. Арифметические, логические и управляющие функции, которые ранее занимали несколько дорогостоящих плат, были теперь доступны в одной интегральной схеме, что позволяет производить их в больших объёмах. Одновременно с этим, успехи в развитии твердотельной памяти устранил громоздкую, дорогостоящую и энергоёмкую память на магнитных сердечниках, используемых в предыдущих поколениях компьютеров.

После выпуска в 1971 году первого коммерческого микропроцессора Intel 4004, затраты на изготовление микропроцессоров быстро снизились. В 1974 году американский журнал электроники «Радиоэлектроника» описал Mark-8 — компьютерный набор, основанный на процессоре Intel 8008. В январе следующего года, журнал «Popular Electronics» опубликовал статью, описывающую набор, основанный на Intel 8080, более мощного и простого в использовании процессора. Altair 8800 продавался на удивление хорошо, даже несмотря на то, что первоначальный размер памяти был ограничен до нескольких сотен байт и не имел никакого программного обеспечения. Микросхемы, входящие в комплект поставки Altair обходились покупателю намного дешевле, чем при отдельной их закупки у Intel, что привело к появлению множества поклонников из числа любителей компьютеров, которые сформировали группы пользователей, в частности Homebrew Computer Club, и компании, заинтересованные в разработке микропроцессоров для своих собственных продуктов. Платы расширения памяти и периферийных устройств вскоре стали производится оригинальными производителями, а затем совместными производителями. Самым первым продуктом Microsoft был интерпретатор BASIC на четырёхкилобайтной бумажной ленте, который позволял пользователям разрабатывать программы на языке высокого уровня. Альтернатива была в ручной сборке машинного кода, который может быть непосредственно загружен в память микрокомпьютера, используя переднюю панель тумблеров, кнопок и светодиодных дисплеев. Хотя оборудование передней панели эмулировали те, которые используются в мэйнфреймах и мини-ЭВМ, после очень короткого времени распространённости работы через терминал, через некоторое время более предпочтительным стал интерфейс человек/машина, и передние панели со временем перестали использоваться.

Ссылки

• Allan, Roy (2001). [books.google.ca/books?id=FLabRYnGrOcC&pg=PA14&dq=history+of+the+microcomputer+revolution&lr=#v=onepage&q=history%20of%20the%20microcomputer%20revolution&f=false A history of the personal computer: the people and the technology]. London, Ont.: Allan Pub. p. 49. ISBN 0-9689108-0-7.

Отрывок, характеризующий Компьютерная революция

Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.