Конная Лахта

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Ко́нная Ла́хта — исторический район Санкт-Петербурга (Приморский район), примыкает к Лахте с севера, к Ольгино с запада. Включен в черту города 17 января 1963 года. В настоящее время входит в состав внутригородского муниципального образования Санкт-Петербурга Муниципальный округ Лахта-Ольгино.





История

Деревня Конная Лахта впервые упомянута в Обыскной книге Спасско-Городенского погоста 1573 года под именем «Ковдуя» («Кондуя») в составе села Лахта. Название «Конная» — искажение от финского «конту», что означает «двор», «хозяйство». В буквальном переводе Конту Лахта — Лахтинский двор.

В 1617 году деревня оказалась в составе Швеции и на несколько десятилетий запустела. Постоянные жители вновь появились на Конной Лахте только около 1680 года. Возвращена в состав России в ходе Северной войны в 1703 году. В начале деревня находилась во владении казны, в 1724 году была приписана к Дубковскому дворцу и Сестрорецкому оружейному заводу. С 1766 года входила в состав Лахтинского частновладельческого имения. Среди её владельцев — графы Г. Г. Орлов, Я. А. Брюс, с 1845 года — графы Стенбок-Ферморы.

В 1768 году в окрестностях Конной Лахты обнаружен Гром-камень, в зимние месяцы 1769-1770 годов осуществлена грандиозная операция по его перевозке при помощи специальной «шаровой машины» на побережье Финского залива, откуда водой 23 сентября 1770 года его доставили в Петербург, на Сенатскую площадь, где камень лег в основание памятника Петру I работы Э. Фальконе Медный всадник. Путь длиной около 8 километров от лесного урочища до пристани Гром-камень, весивший около 1800 тонн, преодолел за пять неполных месяцев. 20 января 1770 года Конную Лахту посетила Екатерина II, где лично наблюдала за движением Гром-камня. В честь успешного завершения операции была выбита медаль с надписью «Дерзновению подобно». В том месте, где из земли извлекли Гром-камень, образовался пруд, названный Петровским. Заполненная водой аппарель, по которой поднимали из котлована камень, превратилась в канал, указывающий направление его движения. Пруд окружен высоким валом вынутой из котлована земли. Перевозка камня осуществлялась по трассе Конно-лахтинского проспекта.

В 1882 году на Конной Лахте проживало 19 крестьянских семей коренного населения и 11 семей пришлых, всего 123 человека, подавляющее большинство лютеранского вероисповедания. Конная Лахта, расположенная далеко от моря и гораздо дальше от Петербурга, чем Лахта, популярностью у дачников не пользовалась, и её жители в большей степени сохраняли традиционные крестьянские занятия. На Конной Лахте располагался один из двух графских охотничьих домов. В 1899—1900 годах граф А. В. Стенбок-Фермор построил там новый каменный охотничий дом с застольной, спальней, комнатами для лесника и егеря. В 1916 году Акционерное общество «Лахта» графа А. В. Стенбок-Фермора и К° возвело здесь кирпичный и клинкерный завод, а на болотах в окрестностях деревни развернуло торфоразработки.

В марте 1921 года в дни Кронштадтского мятежа на Конной Лахте размещался штаб Северной группы 7-й армии.

В 1922 году заброшенный и полуразрушенный торфозавод был капитально отремонтирован и пущен в ход. Кирпично-клинкерный завод восстанавливать не стали. В 1930 году на Конной Лахте был создан колхоз «Контула». В 1935 году в деревне проживало 247 человек. 28 марта 1942 года лахтинских финнов принудительно эвакуировали. Колхоз «Контула» остался без работников и прекратил существование.

После войны возобновилось индивидуальное жилищное строительство. 11 февраля 1957 года Исполком Ленгорсовета выделил на Конной Лахте участки для сотрудников предприятий и организаций Василеостровского, Ждановского и Свердловского районов, а 30 марта того же года включил Конную Лахту в черту рабочего поселка Лахта. В конце 1950-х годов в районе Конной Лахты появились садовые товарищества рабочих завода имени Карла Маркса и других крупных предприятий Ленинграда.

В 1963 году Конная Лахта вошла в городскую черту. Утверждённый в 1976 году проект планировки северо-западных районов Ленинграда предусматривал создание нежилой зоны «Конная Лахта». В соответствии с ним в 1979—1986 годах были построены очистные сооружения — Северная станция аэрации. Третий пусковой комплекс, сданный в эксплуатацию в 1995 году, позволил увеличить её мощность до 1250 тысяч кубометров сточных вод в сутки. В 2001 году вступила в строй Северо-Западная ТЭЦ, в 2007 году — Завод по сжиганию осадка сточных вод.

Одновременно со строительством очистных сооружений жителей Конной Лахты переселили в городские квартиры, их дома были снесены. С 1998 года Конная Лахта входит в состав Муниципального образования Лахта-Ольгино. Развитие промышленной зоны продолжается, здесь появляются все новые и новые предприятия, складские помещения и производственные цеха, берущие в плотное кольцо еще сохраняющиеся дачные домики старых садовых товариществ.

Достопримечательности

  • [ooptspb.ru/protected_areas/10 Памятник природы «Петровский пруд»]

См. также

Напишите отзыв о статье "Конная Лахта"

Литература

  • Богданов И. А. Лахта. Ольгино. Лисий Нос. — СПб.: Остров, 2005. — 248 с., ил. ISBN 5-94500-035-3
  • Иванов Г. И. Камень-Гром: Историческая повесть. — СПб.: Стройиздат, 1994. — 112 с., ил. ISBN 5-87897-001-5
  • Лахта: От Гром-камня до «Газпрома» // Квартальный надзиратель: Специальные тематические страницы журнала спб.собака.ru. 2012. № 1 (106). Январь. kn.sobaka.ru/n106/index.html
  • Михайлов Н. В. Лахта: пять веков истории. 1500—2000: Исторический очерк, документы, воспоминания, каталог открыток. — Изд. 2-е, испр. и доп. — СПб.: Европейский Дом, 2013. — 432 с., ил. — ISBN 978-5-9015-0304-2
  • Ольгино: Старинный дачный поселок под боком у мегаполиса // Квартальный надзиратель: Специальные тематические страницы журнала спб.собака.ru. 2012. № 4 (109). Апрель. kn.sobaka.ru/n109/index.html

Отрывок, характеризующий Конная Лахта


Элен, возвратившись вместе с двором из Вильны в Петербург, находилась в затруднительном положении.
В Петербурге Элен пользовалась особым покровительством вельможи, занимавшего одну из высших должностей в государстве. В Вильне же она сблизилась с молодым иностранным принцем. Когда она возвратилась в Петербург, принц и вельможа были оба в Петербурге, оба заявляли свои права, и для Элен представилась новая еще в ее карьере задача: сохранить свою близость отношений с обоими, не оскорбив ни одного.
То, что показалось бы трудным и даже невозможным для другой женщины, ни разу не заставило задуматься графиню Безухову, недаром, видно, пользовавшуюся репутацией умнейшей женщины. Ежели бы она стала скрывать свои поступки, выпутываться хитростью из неловкого положения, она бы этим самым испортила свое дело, сознав себя виноватою; но Элен, напротив, сразу, как истинно великий человек, который может все то, что хочет, поставила себя в положение правоты, в которую она искренно верила, а всех других в положение виноватости.
В первый раз, как молодое иностранное лицо позволило себе делать ей упреки, она, гордо подняв свою красивую голову и вполуоборот повернувшись к нему, твердо сказала:
– Voila l'egoisme et la cruaute des hommes! Je ne m'attendais pas a autre chose. Za femme se sacrifie pour vous, elle souffre, et voila sa recompense. Quel droit avez vous, Monseigneur, de me demander compte de mes amities, de mes affections? C'est un homme qui a ete plus qu'un pere pour moi. [Вот эгоизм и жестокость мужчин! Я ничего лучшего и не ожидала. Женщина приносит себя в жертву вам; она страдает, и вот ей награда. Ваше высочество, какое имеете вы право требовать от меня отчета в моих привязанностях и дружеских чувствах? Это человек, бывший для меня больше чем отцом.]
Лицо хотело что то сказать. Элен перебила его.
– Eh bien, oui, – сказала она, – peut etre qu'il a pour moi d'autres sentiments que ceux d'un pere, mais ce n'est; pas une raison pour que je lui ferme ma porte. Je ne suis pas un homme pour etre ingrate. Sachez, Monseigneur, pour tout ce qui a rapport a mes sentiments intimes, je ne rends compte qu'a Dieu et a ma conscience, [Ну да, может быть, чувства, которые он питает ко мне, не совсем отеческие; но ведь из за этого не следует же мне отказывать ему от моего дома. Я не мужчина, чтобы платить неблагодарностью. Да будет известно вашему высочеству, что в моих задушевных чувствах я отдаю отчет только богу и моей совести.] – кончила она, дотрогиваясь рукой до высоко поднявшейся красивой груди и взглядывая на небо.
– Mais ecoutez moi, au nom de Dieu. [Но выслушайте меня, ради бога.]
– Epousez moi, et je serai votre esclave. [Женитесь на мне, и я буду вашею рабою.]
– Mais c'est impossible. [Но это невозможно.]
– Vous ne daignez pas descende jusqu'a moi, vous… [Вы не удостаиваете снизойти до брака со мною, вы…] – заплакав, сказала Элен.
Лицо стало утешать ее; Элен же сквозь слезы говорила (как бы забывшись), что ничто не может мешать ей выйти замуж, что есть примеры (тогда еще мало было примеров, но она назвала Наполеона и других высоких особ), что она никогда не была женою своего мужа, что она была принесена в жертву.
– Но законы, религия… – уже сдаваясь, говорило лицо.
– Законы, религия… На что бы они были выдуманы, ежели бы они не могли сделать этого! – сказала Элен.
Важное лицо было удивлено тем, что такое простое рассуждение могло не приходить ему в голову, и обратилось за советом к святым братьям Общества Иисусова, с которыми оно находилось в близких отношениях.
Через несколько дней после этого, на одном из обворожительных праздников, который давала Элен на своей даче на Каменном острову, ей был представлен немолодой, с белыми как снег волосами и черными блестящими глазами, обворожительный m r de Jobert, un jesuite a robe courte, [г н Жобер, иезуит в коротком платье,] который долго в саду, при свете иллюминации и при звуках музыки, беседовал с Элен о любви к богу, к Христу, к сердцу божьей матери и об утешениях, доставляемых в этой и в будущей жизни единою истинною католическою религией. Элен была тронута, и несколько раз у нее и у m r Jobert в глазах стояли слезы и дрожал голос. Танец, на который кавалер пришел звать Элен, расстроил ее беседу с ее будущим directeur de conscience [блюстителем совести]; но на другой день m r de Jobert пришел один вечером к Элен и с того времени часто стал бывать у нее.
В один день он сводил графиню в католический храм, где она стала на колени перед алтарем, к которому она была подведена. Немолодой обворожительный француз положил ей на голову руки, и, как она сама потом рассказывала, она почувствовала что то вроде дуновения свежего ветра, которое сошло ей в душу. Ей объяснили, что это была la grace [благодать].
Потом ей привели аббата a robe longue [в длинном платье], он исповедовал ее и отпустил ей грехи ее. На другой день ей принесли ящик, в котором было причастие, и оставили ей на дому для употребления. После нескольких дней Элен, к удовольствию своему, узнала, что она теперь вступила в истинную католическую церковь и что на днях сам папа узнает о ней и пришлет ей какую то бумагу.
Все, что делалось за это время вокруг нее и с нею, все это внимание, обращенное на нее столькими умными людьми и выражающееся в таких приятных, утонченных формах, и голубиная чистота, в которой она теперь находилась (она носила все это время белые платья с белыми лентами), – все это доставляло ей удовольствие; но из за этого удовольствия она ни на минуту не упускала своей цели. И как всегда бывает, что в деле хитрости глупый человек проводит более умных, она, поняв, что цель всех этих слов и хлопот состояла преимущественно в том, чтобы, обратив ее в католичество, взять с нее денег в пользу иезуитских учреждений {о чем ей делали намеки), Элен, прежде чем давать деньги, настаивала на том, чтобы над нею произвели те различные операции, которые бы освободили ее от мужа. В ее понятиях значение всякой религии состояло только в том, чтобы при удовлетворении человеческих желаний соблюдать известные приличия. И с этою целью она в одной из своих бесед с духовником настоятельно потребовала от него ответа на вопрос о том, в какой мере ее брак связывает ее.