Конрад I (бургграф Нюрнберга)
| Конрад I | ||
| ||
|---|---|---|
Конрад I (или Конрад III)[1] (ок. 1186 — 1261) — бургграф Нюрнберга из дома Гогенцоллернов, правитель графства Цоллерн под именем Конрад I. Был старшим сыном бургграфа Нюрнберга Фридриха I и Софии фон Раабс (ум. 1218).
Содержание
Биография
Отец Конрада изначально был графом Цоллерна, став позже первым бургграфом Нюрнберга из дома Гогенцоллернов. После смерти своего отца ок. 1200 года, Конрад принял в управление коренные земли дома Гогенцоллернов и стал графом Цоллерна Конрадом I. Все новоприобретенные владения отца во Франконии достались первоначально младшему брату Конрада — Фридриху. Однако в 1218 году (возможно также в 1214 году) году братья вновь разделили наследство. Конрад получил владения во Франконии, а Фридрих в Швабии. Таким образом произошло знаменательное разделение дома Гогенцоллернов на две ветви: франконскую и швабскую. Швабской ветви не суждено будет сыграть сколь-либо существенную роль в жизни Германии. Представители же франконской ветви в последующие столетия будут динамично усиливать и расширять свои территориальные владения, пока наконец в XVIII веке не объединят под своим управлением большинство германских государств и создадут Германскую империю.
Управляя бургграфством, Конрад значительно усилил свои позиции оказывая поддержку дому Гогенштауфенов в их борьбе между гвельфами и гиббеллинами за королевскую корону. Император Фридрих II намеревался превратить Нюрнберг в надежный опорный пункт и потому в 1219 году даровал городу великую хартию вольностей, сделав его тем самым имперским городом. В то время как бургграф обеспечивал военную защиту города и окружающих его территорий, горожане независимо от него занимались делами внутреннего управления.
Конрад остался верен своему патрону и после низложения Фридриха II. Смерть последнего в 1250 году была тяжелым ударом по дому Гогенцоллернов, так как они утратили значительную поддержку в их противостоянии с германской родовой знатью.
Между 1237 и 1239 годами Конрад был управляющим герцогства Австрия совместно с графами Гегенберг и Андекса, несмотря на то что политические отношения с этими домами у Конрада были достаточно напряженными.
Дети
- Фридрих III (бургграф Нюрнберга) (ок. 1220—14 августа 1297, Кадольцбург).
- Конрад II (бургграф Нюрнберга) (ок. 1314).
- Аделаида (ум. 1304)
- София (ум. после 16 июня 1276 года)
Напишите отзыв о статье "Конрад I (бургграф Нюрнберга)"
Примечания
- ↑ Существовали бургграфы Нюрнберга Конрад I и Конрад II из рода фон Раабс (соответственно прадед и дед по женской линии данного Конрада). Во многих источниках, посвященных исследованию истории Гогенцоллернов, этот факт игнорируется и данный Конрад выступает под номером I и как граф Цоллерн, и как бургграф Нюрнбергский. Тем не менее, более корректным является вариант «Конрад III бургграф Нюрнберга».
Ссылки
- [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/hohenzollern_burggrafen_von_nuernberg/konrad_1_von_zollern_burggraf_von_nuernberg_+_1261.html Konrad I.] (нем.)
Отрывок, характеризующий Конрад I (бургграф Нюрнберга)
– Такие предложения, как то, чтобы очистить Одер и Вислу, можно делать принцу Баденскому, а не мне, – совершенно неожиданно для себя почти вскрикнул Наполеон. – Ежели бы вы мне дали Петербуг и Москву, я бы не принял этих условий. Вы говорите, я начал войну? А кто прежде приехал к армии? – император Александр, а не я. И вы предлагаете мне переговоры тогда, как я издержал миллионы, тогда как вы в союзе с Англией и когда ваше положение дурно – вы предлагаете мне переговоры! А какая цель вашего союза с Англией? Что она дала вам? – говорил он поспешно, очевидно, уже направляя свою речь не для того, чтобы высказать выгоды заключения мира и обсудить его возможность, а только для того, чтобы доказать и свою правоту, и свою силу, и чтобы доказать неправоту и ошибки Александра.Вступление его речи было сделано, очевидно, с целью выказать выгоду своего положения и показать, что, несмотря на то, он принимает открытие переговоров. Но он уже начал говорить, и чем больше он говорил, тем менее он был в состоянии управлять своей речью.
Вся цель его речи теперь уже, очевидно, была в том, чтобы только возвысить себя и оскорбить Александра, то есть именно сделать то самое, чего он менее всего хотел при начале свидания.
– Говорят, вы заключили мир с турками?
Балашев утвердительно наклонил голову.
– Мир заключен… – начал он. Но Наполеон не дал ему говорить. Ему, видно, нужно было говорить самому, одному, и он продолжал говорить с тем красноречием и невоздержанием раздраженности, к которому так склонны балованные люди.
– Да, я знаю, вы заключили мир с турками, не получив Молдавии и Валахии. А я бы дал вашему государю эти провинции так же, как я дал ему Финляндию. Да, – продолжал он, – я обещал и дал бы императору Александру Молдавию и Валахию, а теперь он не будет иметь этих прекрасных провинций. Он бы мог, однако, присоединить их к своей империи, и в одно царствование он бы расширил Россию от Ботнического залива до устьев Дуная. Катерина Великая не могла бы сделать более, – говорил Наполеон, все более и более разгораясь, ходя по комнате и повторяя Балашеву почти те же слова, которые ои говорил самому Александру в Тильзите. – Tout cela il l'aurait du a mon amitie… Ah! quel beau regne, quel beau regne! – повторил он несколько раз, остановился, достал золотую табакерку из кармана и жадно потянул из нее носом.
– Quel beau regne aurait pu etre celui de l'Empereur Alexandre! [Всем этим он был бы обязан моей дружбе… О, какое прекрасное царствование, какое прекрасное царствование! О, какое прекрасное царствование могло бы быть царствование императора Александра!]
Он с сожалением взглянул на Балашева, и только что Балашев хотел заметить что то, как он опять поспешно перебил его.
– Чего он мог желать и искать такого, чего бы он не нашел в моей дружбе?.. – сказал Наполеон, с недоумением пожимая плечами. – Нет, он нашел лучшим окружить себя моими врагами, и кем же? – продолжал он. – Он призвал к себе Штейнов, Армфельдов, Винцингероде, Бенигсенов, Штейн – прогнанный из своего отечества изменник, Армфельд – развратник и интриган, Винцингероде – беглый подданный Франции, Бенигсен несколько более военный, чем другие, но все таки неспособный, который ничего не умел сделать в 1807 году и который бы должен возбуждать в императоре Александре ужасные воспоминания… Положим, ежели бы они были способны, можно бы их употреблять, – продолжал Наполеон, едва успевая словом поспевать за беспрестанно возникающими соображениями, показывающими ему его правоту или силу (что в его понятии было одно и то же), – но и того нет: они не годятся ни для войны, ни для мира. Барклай, говорят, дельнее их всех; но я этого не скажу, судя по его первым движениям. А они что делают? Что делают все эти придворные! Пфуль предлагает, Армфельд спорит, Бенигсен рассматривает, а Барклай, призванный действовать, не знает, на что решиться, и время проходит. Один Багратион – военный человек. Он глуп, но у него есть опытность, глазомер и решительность… И что за роль играет ваш молодой государь в этой безобразной толпе. Они его компрометируют и на него сваливают ответственность всего совершающегося. Un souverain ne doit etre a l'armee que quand il est general, [Государь должен находиться при армии только тогда, когда он полководец,] – сказал он, очевидно, посылая эти слова прямо как вызов в лицо государя. Наполеон знал, как желал император Александр быть полководцем.
