Короб (единица объёма)

Ко́роб — мера древесного угля, заготавливаемого на горных заводах. Впервые установлена на Урале указом пермской казённой палаты в 1782 году, причём, по штатам 1847 года, для заводов казённых нормальная форма короба определена как опрокинутая усечённая пирамида с основанием (в четвертях аршина) длиной 12 и шириной 3, вверху длиной 14 и шириной 6, при высоте 6, то есть равная по объёму 22656 куб. врш. = 5,53 куб. арш., (или по весу около 20 пудов угля). Короб разделяется на 24 «решётки», каждая в 936 куб. врш. На частных уральских горных заводах величина короба, например, на Ревдинском заводе, принята в 4,69 куб. арш., Билимбаевском — 6,45, Кызеловском — 8,34, Архангельском — 10,00, Пошийском — 12,20 и проч. Точно также величина короба на других казённых горных заводах различается от принятой на Урале, например, на алтайских она равна 6,12 куб. арш., вятских (Воткинском и Ижевском) — 5,85, олонецких и нерчинских — 3.26.

Источники

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Короб (единица объёма)

– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.