Крушение в Нашвилле

Крушение в Нашвилле Великое крушение поезда
Последствия крушения
Подробные сведения
Дата	9 июля 1918 года
Время	07:20
Место	Нашвилл (Теннесси)
Страна	США США
Железнодорожная линия
Оператор	Nashville, Chattanooga and St. Louis Railway</span>ruen
Тип происшествия	Лобовое столкновение
Причина	Человеческий фактор
Статистика
Поезда	2 (№ 1 и 4)
Погибшие	101
Раненые	171

Крушение в Нашвилле, известное также как Великое крушение поезда 1918 года (англ. Great Train Wreck of 1918) — крупная железнодорожная катастрофа, произошедшая утром во вторник 9 июля 1918 года в Нашвилле (штат Теннесси), когда на однопутном участке дороги Nashville, Chattanooga and St. Louis Railway в западной части города произошло лобовое столкновение двух пассажирских поездов. Всего в крушении погиб 101 человек: 87 пассажиров и 14 железнодорожников. Официально это крупнейшая железнодорожная катастрофа в истории США.

Хронология событий

Предшествующие обстоятельства

В границах Нашвилла дорога Nashville, Chattanooga and St. Louis Railway преимущественно двухпутная, причём она так изгибалась, что поезда, следующие на юг, фактически подходили к центральному вокзалу с севера, и наоборот. Между тем, на удалении 2,5 мили (4,0 км) к северу от вокзала в пункте Шопс (англ. Shops) дорога из двухпутной переходила в однопутную, после чего у станции Хардинг (англ. Harding), что на удалении 6,8 мили (11 км) от вокзала Нашвилл вновь становилась двухпутной. При этом данный однопутный участок протяжённостью 4 мили (7 км) не был ограждён семафорами с автоблокировкой, а пропуск поездов по нему осуществлялся только с разрешения поездных диспетчеров, которые перед этим должны были удостовериться, что участок свободен от других поездов.

Поезда

Пассажирский поезд № 1, направляющийся на юг, вёл паровоз № 281 (серия G8, тип 2-3-0, выпущен Baldwin Locomotive Works в 1906 году), которым управляла бригада в составе машиниста Ллойда (англ. Lloyd) и кондуктора Такера (англ. Tucker). За локомотивом последовательно шли один багажный вагон, пять пассажирских с деревянными рамами, один цельнометаллический «Пульман» и один «Пульман» с металлической рамой. Из Маккензи поезд выехал в 3 часа ночи, а в Нашвилл по расписанию должен был прибыть в 07:10.

Пассажирский поезд № 4, направляющийся на север, вёл паровоз № 282 (аналогичен № 281), которым управляла бригада в составе машиниста Кеннеди (англ. Kennedy) и кондуктора Ойбанка (англ. Eubank). За локомотивом последовательно шли один почтово-багажный вагон, один багажный и шесть пассажирских; все с деревянными конструкциями кузовов и рам. После прибытия поезда № 4 в Нашвилл, его машинист получил приказ № 29 следующего содержания: Отправляйтесь по основному пути и встретьте поезд № 7, локомотив № 215, а в Хардинге — № 1, локомотив № 281. По расписанию поезд должен был отправиться из Нашвилла в 07:00.

Поезда № 1 и 4 в нормальных условиях должны были встретиться в Шопсе, где второй обязан был пропустить первого. Если бы оба поезда подошли к началу однопутного участка одновременно, то у № 1 было преимущество. Но в тот день № 1 значительно опаздывал от расписания и станцию Бельвю, что на удалении 12,6 мили (20 км) от вокзала Нашвилл, прошёл только в 07:09, то есть на 30 минут позже. В свою очередь поезд № 4 фактически отправился в 07:07, то есть на 7 минут позже. Так как на посту Шопс запрещающего сигнала выставлено не было, то в 07:15, без доклада диспетчеру, данный поезд на скорости около 25 миль/ч (40 км/ч) проехал пункт Шопс. Как впоследствии было установлено, запрещающий сигнал отсутствовал из-за того, что дежурный Джонсон (англ. Johnson) этого поста заступил на работу в 07:06 и не знал, проехал ли поезд № 1, или нет.

Дежурный поста доложил о проходе № 4 поездному диспетчеру, на что тот велел немедленно остановить поезд. Джонсон начал подавать сигналы свистком, но машинист его уже не услышал.

Столкновение

В 07:20 оба поезда уже мчались со скоростями около 50 миль/ч (80 км/ч) каждый. На удалении примерно 4,5 мили (7,2 км) от Нашвилла, то есть посреди однопутного участка, произошло лобовое столкновение. И хотя то утро было ясным, но в этом месте путь делает изгиб, окружённый густым лесом, а всего в 900 футах (270 м) к югу над ним проходит автомобильный путепровод. Из-за этого машинисты просто не могли своевременно увидеть друг друга и предотвратить крушение. Как впоследствии рассказали охранники из последних вагонов, на поезде № 1 тормоза были задействованы за секунды до удара, а на поезде № 4 их и вовсе не успели применить.

Поезда врезались друг в друга с суммарной скоростью около 100 миль/ч (160 км/ч), при этом сразу погибли оба машиниста. Паровозы оказались сильно разрушены (снесло паровые машины и будки машинистов) и упали с пути: № 281 на западный откос, а № 282 — на восточный. В поезде № 1 багажный вагон был уничтожен, первый пассажирский развёрнут поперёк пути и разрушен налетевшими вагонами, второй пассажирский влетел в третий, после чего упал с пути. В поезде № 4 почтово-багажный вагон оказался уничтожен, а багажный снёс кузов на первом пассажирском вагоне позади и частично разрушил кузов на втором.

Жертвами катастрофы стали всего 87 пассажиров и 14 железнодорожников.

Литература

• [specialcollection.dotlibrary.dot.gov/Document?db=DOT-RAILROAD&query=(select+546) REPORT OF THE CHIEF OF THE BUREAU OF SAFETY COVERING THE INVESTIGATION OF AN ACCIDENT WHICH OCCURRED ON THE NASHVILLE, CHATTANOOGA & ST. LOUIS RAILWAY AT NASHVILLE, TENN., ON JULY 9, 1918.] (англ.). Interstate Commerce Commission (16 August 1918). Проверено 17 февраля 2016.

Ссылки

• [www.ncstl.com/dutchman/nashville1918.htm Nashville, TN July 9, 1918] (англ.). Nashville, Chattanooga & St Louis Railway Preservation Society. Проверено 14 февраля 2016.

Отрывок, характеризующий Крушение в Нашвилле

– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.