Кулаковский, Лев Владимирович

Лев Кулаковский
Род деятельности:	музыковед
Дата рождения:	12 ноября (31 октября) 1897(1897-10-31)
Место рождения:	Волочиск, Староконстантиновский уезд Волынская губерния Российская империя
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Дата смерти:	24 октября 1989(1989-10-24) (91 год)
Место смерти:	Москва

Лев Владимирович Кулаковский (31 октября (12 ноября) 1897, Волочиск, Староконстантиновского уезда, Волынской губернии — 24 октября 1989, Москва) — украинско-российский советский музыковед, фольклорист.

Биография

В 1916 поступил на биологическое отделение физико-математического факультета Киевского университета, которое окончил в 1922. Затем в Киевском театральном техникуме (1923—1924). В 1924—1927 продолжил обучение под руководством А. А. Альшванга на научно-теоретическом факультете Киевского музыкально-драматического института им. Лысенко.

В 1925—1930 — преподаватель 5-й Киевской музыкальной профессиональной школы и факультета музыкального воспитания Института им. Лысенко (1926—1929).

С 1930 работал научным сотрудником Государственной академии искусствознания. Сотрудничал в журналах «Музыкальное образование», «Советская музыка», «Советская этнография» и др.

В 1938—1956 участвовал во многих музыкально-фольклорных экспедициях в Брянскую, Владимирскую, Орловскую, Псковскую, Рязанскую, Ярославскую области.

Научная деятельность

Автор многих книг по теории музыкального воспитания, составитель сборника «Русские, украинские и белорусские песни» (М., 1937), а также статей по вопросам музыкального фольклора, педагогики, теории ладового ритма, музыкальной эстетики, в том числе

• «Ритмика» («Червоний шлях», 1925, № 6—7, на укр. яз.),
• «К вопросу о строении народных мелодий» («Музыкальное образование», 1928, № 4—5, 6),
• «Анализ выразительности народных мелодий» (там же, 1930, № 6),
• «Опера и звуковое кино» (Советская музыка, 1933, № 4),
• «Диссонанс» (БСЭ, изд. 1-е, т. 64),
• «За массовое творчество в музыкальной самодеятельности» («Музыкальная самодеятельность», 1935, № 1, 3, 4, 5, 6, 7, 1936, № 1),
• «У истоков русской народной музыкальной культуры» (1940, № 10, 12),
• «Кострома» (Советская этнография, 1941, № 1),
• «Песнь о полку Игореве» (Советская музыка, 1946, № 12),
• «Мелодия» (БСЭ, изд. 2-е, т. 27),
• «О восприятии музыки» (Советская музыка), 1956, № 6),
• «Уроки народного творчества» (в кн.: О музыке. М., 1974).

На протяжении ряда лет занимался изучением ритмики и музыкальной структуры «Слова о полку Игореве».

Избранные работы

• Теоретические основы музыкального воспитания (на укр. яз.). Киев, 1930;
• Музыкальная грамота (совм. с Г. Л. Киселевым, на укр. яз.). Киев, 1932;
• «Снегурочка». Опера Н. А. Римского-Корсакова. Путеводитель по опере. М., 1933, 4-е изд. 1936;
• Основы музыкальной грамоты (пособие для начинающих). М., 1935;
• Музыкальная грамота (совм. с Г. Л. Киселевым). М., 1934, 2-е изд. 1936;
• Краткий курс музыкальной грамоты. М., 1938;
• Строение куплетной песни. М., 1939;
• «Песнь о полку Игореве»: Проблема воссоздания музыки // Сов. музыка. 1946. № 12. С. 77—89;
• О русском народном многоголосии. М., 1951;
• Искусство села Дорожева. М., 1959, 2-е изд. 1965;
• Музыка как искусство. М., 1960;
• Как научиться читать ноты. М., 1961, 2-е изд. 1963, 3-е изд. 1966;
• Как научиться собирать и записывать народную песню. М., 1962;
• Песня, её язык, структура, судьбы. М., 1962;
• Из «Слова» песни не выкинуть // Знание — сила. 1973. № 97. С. 30—32;
• За народной мудростью (совм. с Н. Н. Кулаковской). М., 1975;
• Песнь о полку Игореве: Опыт воссоздания модели древнего мелоса. М., 1977.

Ссылки

• [feb-web.ru/feb/slovenc/es/es3/es3-1141.htm Кулаковский Лев Владимирович]

Отрывок, характеризующий Кулаковский, Лев Владимирович

– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.