Ларманс, Эжен
| Эжен Ларманс | |
| фр. Eugène Laermans | |
 Эжен Ларманс в своей мастерской | |
| Место рождения: |
Моланбек-Сен-Жан, ныне Брюссель |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Жанр: | |
 Работы на Викискладе | |
Барон Эжен Ларманс (фр. Eugène Laermans; 21 октября 1864, Моланбек-Сен-Жан, ныне территория Брюсселя — 22 февраля 1940, Брюссель) — бельгийский художник, иллюстратор и график. Член Королевской академии наук, письма и изящных искусств Бельгии с 1922 года.
Содержание
Биография
В одиннадцатилетнем возрасте заболел менингитом, из-за которого оглох и стал почти немым, что заставило его сосредоточиться на зрении, и привело к решению стать художником.
С 1887 по 1889 год Ларманс учился в Королевской Академии изящных искусств в Брюсселе, под руководством Жана-Франсуа Портеля.
Находился под влиянием творчества Фелисьена Ропса, тесно связанного с модернистским и символистским движениями. Кроме того, на художника произвели огромное впечатление произведения Бодлера, после чего живописец стал исповедовать декадентство. В 1890 году он создал иллюстрации для книги стихов Бодлера «Цветы зла» («Fleurs du mal»).
К 1893 художник всё чаще обращался к отдельным художественным приемам Брейгеля Старшего. В 1894 году он начал выставляться на брюссельских Салонах. Через два года проиллюстрировал роман Георгеса Еэхуда «Новый Карфаген» («La Nouvelle Carthage»), и вдохновленный сюжетом книги создал триптих «Landverhuisers» («Эмигранты»), который сам считал свои лучшим произведением.
В 1924 году зрение Ларманса стало ухудшаться. Ранее королева Елизавета привлекла к лечению своего отца, принца Карла Теодора, по образованию офтальмолога, управлявшего клиникой в Мюнхене. На время зрение восстановилось, но художник был вынужден оставить живопись. В 1927 году, за его заслуги король Альберт возвёл его во дворянство.
Вскоре после этого он полностью ослеп, стал затворником и умер в 1940 году.
Творчество
Основная тема работ Ларманса — изображение бельгийской деревни и рабочих окраин, их обитателей («Эмигранты», «Нищие», «Слепой», «Больной ребенок» и др.); картины нередко носят трагический характер. Его работам свойственны символичная обобщенность, выразительность лаконичных силуэтов и слитных целостных форм, резкие сочетания цветовых пятен. Черты пессимизма и стилизации сближают творчество художника с символизмом и стилем «Модерн».
Кроме того, Эжен Ларманс увлекался гравюрой — техникой офорта и мягкого лака, стал одним из основателей издававшихся в Бельгии начала XX века художественных журналов «Ради искусства» и «Искусство сегодня».
Галерея
- Eugène Laermans - De blinde (KMSKA).jpg
Слепая (1898)
- Eugène Laermans - Oasis (KMSKA).jpg
Оазис (1912)
- Bruxelles Laermans ivrogne.JPG
Пьяница (1898)
- Eugène Laermans De voddenrapers (1914) 12-02-2010 15-07-38.jpg
Сборщики (1914)
Напишите отзыв о статье "Ларманс, Эжен"
Ссылки
- [www.larousse.fr/encyclopedie/peinture/Laermans/152864 Eugène Laermans] (фр.)
Отрывок, характеризующий Ларманс, Эжен
«Так вы до сих пор не замечали, как я прекрасна? – как будто сказала Элен. – Вы не замечали, что я женщина? Да, я женщина, которая может принадлежать всякому и вам тоже», сказал ее взгляд. И в ту же минуту Пьер почувствовал, что Элен не только могла, но должна была быть его женою, что это не может быть иначе.Он знал это в эту минуту так же верно, как бы он знал это, стоя под венцом с нею. Как это будет? и когда? он не знал; не знал даже, хорошо ли это будет (ему даже чувствовалось, что это нехорошо почему то), но он знал, что это будет.
Пьер опустил глаза, опять поднял их и снова хотел увидеть ее такою дальнею, чужою для себя красавицею, какою он видал ее каждый день прежде; но он не мог уже этого сделать. Не мог, как не может человек, прежде смотревший в тумане на былинку бурьяна и видевший в ней дерево, увидав былинку, снова увидеть в ней дерево. Она была страшно близка ему. Она имела уже власть над ним. И между ним и ею не было уже никаких преград, кроме преград его собственной воли.
– Bon, je vous laisse dans votre petit coin. Je vois, que vous y etes tres bien, [Хорошо, я вас оставлю в вашем уголке. Я вижу, вам там хорошо,] – сказал голос Анны Павловны.
И Пьер, со страхом вспоминая, не сделал ли он чего нибудь предосудительного, краснея, оглянулся вокруг себя. Ему казалось, что все знают, так же как и он, про то, что с ним случилось.
Через несколько времени, когда он подошел к большому кружку, Анна Павловна сказала ему:
– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.
